Уровни Мидгарда
Шрифт:
– Повтори свой доклад. Да без твоих прибауток, так, чтобы Наместник тебя понял, – приказал Молот.
– Числом боле трех сотен ломовых подвод, княже, насчитали мы. Да гномов местных оногды поспрошали – те рекут, что всю ночь сыроядцы [87] , подобно сплошному потоку, валили валом по стезе. Языка ихнего пояти невозможно было – охрана каравана у них зрит вокруг рамено и сторожко. Возы паче завешены полстяными тканями втемно. Что везут – тайно для нас. Но мнится, что не провиант то, истое тебе мое слово. Уж больно нарочита да оружна у них охрана, сплошь татары на легких фарисах. Над стезей тьма стрекоз порхает, как ни хоронились мы, а все одно
87
Сыроядец (старославянск.) – иностранец.
– М-да, еще три дня до битвы, а уже пошли предательства, – тяжело промолвил Молот. – Не Россия, а Сицилия какая-то, прости господи.
Наместник вздохнул. Некомпетентностью такие промашки явно не объяснялись.
– Княже, – робко начал тиун, – надобно скоро имать Шпеера и привесть для разбору сюда, покуда не отгребся отметник иль раздряга какая не приключилась.
Молот бросил на Наместника вопрошающий взор, и тот обреченно кивнул.
– Гридя! Бери лучших дружинников и быстро отправляйся арестовывать мерзавца. Будь начеку – он очень опасен.
Когда тиун вышел, Молот подошел к Наместнику и легонько хлопнул того по плечу:
– Будет. Оставим покамест горестные думы. Чего не случается в Мире… Нам нужно определять нашу тактику и взаимодействие. Что бы ни прошло от Арзамаса к Шонихе, общего расклада не изменить.
Но на самом деле все присутствующие отчетливо понимали – глава ариев допустил чудовищную ошибку, небрежность, и отныне ему во всех вопросах была уготована роль совещателя. Решать же все будут русы, что, впрочем, при соотношении их с ариями армий казалось достаточно логичным.
– Итак, мы осведомлены о том, что норгов поддержали монголы, кельты, Мак-Гир и еще парочка авантюристов из нейтралов. Им удалось собрать весьма впечатляющие силы, что, впрочем, неизбежно повлияет на их качество – ведь, чтобы добиться высокой морали войск, придется перетасовать подразделения. Многие отряды не смогут четко взаимодействовать, и это нам в плюс. Самим же нам не след этим заниматься – у каждого полка будет своя задача, только разве стрелков придется сгруппировать, чтобы получить больший тоннаж залпа. Предлагаю воспользоваться нашими традиционными отработанными приемами и построениями. Да, их знает противник, ну и что? Знать – это совсем не значит – преодолеть. Наша схема проста – Сторожевой полк, Большой полк, полки Правой и Левой руки, Засадный полк. Ваш арийский таранный кулак, весь клан целиком, поставим на один из флангов, и это будет грозная сила. Да-да, я повторяю, что понимаю – противник предугадает наши действия, но тут, боюсь, просто нет альтернативы. Впереди у них идет армия скелетов, и очень, очень приличная. По крайней мере нашу нежить она по числу превосходит. Как и их стрелки. Здесь у них преимущество. Нам нужно его нивелировать. За счет чего? Усилим Сторожевой полк основными силами нашей легкой пехоты. Присоединим к нему двенадцать тысяч леших. Нежить зубами вцепится друг в друга, а лешаки смогут обтечь их некроармию с обеих сторон и постепенно перемолоть в труху. Стрелков надо одновременно завязать. Сколько гарпий у вас осталось в люфтваффе, минусуя последние потери?
– Около полутора тысяч, из них не меньше шести сотен – ветераны, – мгновенно подал голос Наместник.
– Солидно. Бросаем их в бой сразу. На стрелков. Тут же выдвигаются фланги. Ваш таран и наш полк. Мы накрепко свяжем их основные силы, лишим их возможности маневра и передислокации войск. Наша основная задача – навязать норгам и их союзникам
Улыбка Наместника не согревала, а, скорее, обжигала, как резкий январский порыв ветра.
– А я и изначально не возражал, – проскрипел он.
Княгиня Анна отвернулась, чтобы скрыть бурю эмоций, некстати промелькнувшую на ее безукоризненно спокойном личике. Она с момента возникновения идеи Большой Битвы оставалась ярым ее противником, а от арийского координатора, которого княгиня считала мясником, ее просто тошнило. Да и своему мужу эта мудрая советчица не раз предрекала недобрую память в веках за участие в жестокой сече. Но вмешалась политика, и августейшей чете пришлось примириться с печальной участью своего клана – быть воинами, кои карающим мечом истребят в Мире все зачатки демократии и революционных беспорядков. Этого бардака хватало и в реале, вот на сем мнения князей и Старейшин сходились полностью.
– Вот поглядите, Наместник. Я, зная наши силы, позволил себе начертать предварительную диспозицию войск, используя принятые в Мире символы и термины. – Князь протянул арию небольшой лист бумаги, тот взял его с преувеличенным вниманием и углубился в изучение.
Дойдя до описания Засадного полка, Наместник совершенно неприлично и несолидно присвистнул.
– Можно остальных и в бой не пускать, – скрежетнул он. – Шестьсот драконов сметут все на своем пути…
– Это с вашими двадцатью.
– Понимаю… Мы настолько сильны, что можем держать в резерве такую мощь… это… мм… приятно.
Князь хмыкнул.
– Вы играете в карты, Наместник?
– А? Мм… разве что в техасский безлимитный…
– Вот я и говорю – представьте себе, как комфортно начинать раздачу с двух тузов, имея третьего в рукаве, – довольно улыбнулся Молот.
– Главное – не нарваться на флеш-рояль у противника, – тихо, но веско произнесла Анна.
Виса двадцать девятая
Битва. Акты первый, второй и третий – заключительный
Они странно смотрелись вместе.
Бурхан – корявый и косолапый, двух с половиной метров ростом, одетый в короткий тулуп, обшитый медной чешуей, и короткие, чуть ниже колен полосатые гарусовые штаны; на макушке у него каким-то чудом держался драный волчий малахай, левый чувяк постоянно слетал, из носа текло, а зеленоватая шкура от холода стала почти серой. Он постоянно чесался, потел в подмышках, шмыгал носом и что-то украдкой торопливо жевал.
Ульхан – тощий и угловатый, затянутый в старую, но идеально надраенную кольчугу, то и дело поправлял длинные острые уши, придавленные низким шлемом-мисюркой. Шальвары из тонкого шанжана, всегда без единого пятнышка, как и щегольские желтые козловые сапоги. Его короткой кривой саблей можно было побриться в темноте, да только на свинцовой тусклой шкуре не росло ни единого волоса, ни на голове, ни ниже оной.
Курбан – маленький и толстый, доспехов не носил, а обувь традиционно презирал. Одетый в длиннополый мелкостеганый халат зеленого сукна, белейшую хлопковую рубаху и коричневые саржевые штаны, в крошечной, шитой бисером тюбетейке на бритой головенке, с вечной своей кривой трубочкой в зубах, он казался воплощенным символом солдатского комфорта, живым напоминанием о домашнем очаге.