Урусут
Шрифт:
– Ну я же образно… – промямлил Олег.
– И я образно. Все будет, как в Скандинавии – брачный договор, кто, с кем, сколько времени проводит, кто сколько денег на что тратит, кто какие обязанности по отношению к детям имеет или будет иметь.
– Мрак, – прошептал Серый. – А ведь любовь, это… Это…
– Мальчики! – в зимний сад забежала «Эл-Эл». – Сейчас будет горячее, ну, то есть вторая часть банкета – всех зовут.
Ребята затушили последние сигареты и вернулись в зал.
Сначала прозвучал длинный тост от представителя Росфинмониторинга –
На сцену выскочили «Мумий Бролль», все заревели, как будто увидели «Роллинг Стоунз» в период их расцвета, и пошли танцы.
Свиридов пытался пригласить беременную супругу Динева, Безуглов обзывал свою чуть не плачущую Иру «кривоногой свиньей», (чем поразил Олега – у свиньи ноги столь короткие, что там черта с два разглядишь, кривые они или прямые, по возникновению подобной мысли догадался, что уже сам опьянел), Ширко убеждал президента о необходимости строительства особого дилингового центра (о чем на следующий день и не вспомнит), Сума настойчиво гонялся за Ургентом, чтобы, наконец, сфотографироваться с ним в обнимку. На вопрос Олега «зачем?» он ответил, что выставит этот снимок на своей странице в «Мамбе», и теперь у него в день будет «сто телок».
– У тебя и так в день сто телок, – заметил Белый Лоб.
– Значит, будет двести, – захихикал Сумуновский.
Олег понял, что надо домой. Разыскал Анну – раскрасневшаяся от танцев и выпитого супруга давала жару перед сценой. Он взял ее под локоток и шепнул на ухо:
– Поехали, такси уже здесь.
– Да ты с ума сошел! Я только начала веселиться! Весь вечер его не видела, и тут на тебе – едем!
– Дорогая, – сказал он с нажимом в голосе, – поехали. Тут начинается форменный бардак!
– Бардак – это классно! – она вырвала руку. – Бардак – это весело! Как же задолбал твой порядок-распорядок и вечно кислая мина!
– Меня не будет неделю, повеселишься.
– Когда? А ребенок? Это ты с ней «козя– бозя» – и все, суперпапочка! А я – школа, поликлиники, кружки, музыка, фигурное катание. Когда это я буду «веселиться»?
– С ребенком! – зашипел Белый Лоб. – Веселись с ребенком! А когда я рядом – веселись со мной!
– С тобой весело – обхохочешься!
– Оставайся, доедешь потом сама, – он повернулся и пошел.
– Доверяешь? – зло прокричала она ему вдогонку.
– Да! – крикнул Олег, не оборачиваясь.
Поняв, что он не вернется, Анна, проклиная все на свете, догнала его у гардероба. Забрали верхние вещи, в машину сели, ни с кем не прощаясь. Водитель переспросил адрес, и они тронулись.
V
Жена дышала гневом, шуба спадала с плеч, разрез платья открывал во всю длину красивую стройную ногу, наконец она выпалила:
– Кода я выходила за тебя замуж, я зарабатывала в четыре раза больше тебя!
– Я знаю, – ответил Белолобов.
– Я полюбила тебя не за твою будущую карьеру, которая еще была вилами на воде писана, а за то, что ты мне цветы ночью на балкон забрасывал, чтобы я их утром находила, и на речном трамвайчике катал!
– Я помню.
– И сразу сказал, что я для тебя буду единственная на свете.
– Помню.
– В первый раз ты меня даже не поцеловал, а лизнул в шею. Я потом ночь не спала в мечтах, блин, эротических!
– Да, так было.
– Что было? Ты… Ты… Ты же робот! Как жить с роботом?!
– Ну, это удар под дых. Ты понимаешь, что у меня в свое время имелось много эмоций, и я считал себя очень счастливым человеком, но ряд событий…
– Опять этот ряд событий! И я, как нормальный гомо сапиенс, должна понять, успокоиться, простить… Да пошел ты!
– Хорошо, пошел. Сейчас войдем в дом, дом – святое, в нем – никаких сцен, даже если Нина не спит.
– Конечно, не спит – ты же пообещал рано вернуться! Вот это называется – забота о ребенке! Забота – это когда она высыпается перед школой, понял?
– Понял. Вытирай слезы, пошли.
Белый Лоб расплатился со старательно отводившим глаза таксистом, и они с мороза быстро юркнули в подъезд.
В лифте она вынула салфетку, провела несколько быстрых манипуляций с лицом перед зеркалом. Повернувшись к нему, Анна произнесла:
– Ничего не случилось, ведем себя естественно.
– Конечно.
Тихо открыли ключом дверь.
– О, мои ноги! О, мои ноги! – застонала супруга, переступив порог и стаскивая туфли. – Кто придумал эти шпильки!
– Езжай в Африку – там принято ходить босиком, – ответил Белый Лоб.
– Не угомонишься? Ха-ха-ха! Завтра же билет на самолет закажу. Я в ванную, – и нарочито громко добавила: – Уже поздно, Нина, наверное, спит! – чтобы ребенок, даже если бодрствует, не высовывался.
– Я пойду, проверю, только руки помою, – сказал муж.
– Не смей! – зашептала Анна. – Ну зачем опять…
Разувшийся отец прополоскал руки в ванной, снял и бросил в кресло смокинг и на цыпочках пробрался в детскую.
– Я бы все равно вас дождалась, – полусонным голосом сообщила дочурка.
– Но ты ведь уже большая для сказки на ночь.
– Для сказки большая, но ты мне свой сон так и не рассказал.
– Ну надо же! Ты все-таки запомнила про сон?
– Нет, сначала забыла, а когда спать ложилась, то вспомнила.
– Может, сначала я тебя все-таки поцелую?
Нина обвила его шею – ручонки были теплыми-теплыми, совсем разомлела. Олег представил, каких усилий ей стоило не заснуть, и ему стало стыдно, что он так поздно. Стыдно в очередной раз.