Урусут
Шрифт:
– И что? – переспросил Дробыш.
– Да ничего. На высоте 4000 метров – базовый лагерь. В палатках врачи и рейнджеры. Последние следят, чтобы не мусорили и ходили в правильных ботинках, доктора меряют давление и пульс. Не понравилось – отправляют вниз. Больше ничего. А так – по хоженой тропке поднялся, по леднику в кошках чуть прошелся, почувствовал себя на минуту Эдмундом Хиллари – и обратно. Ради этого стоит аж до Тихого океана лететь?
– А куда стоит? – спросил Белый Лоб, поняв весь строй рассуждений заслуженного
– На Пик Лайла, шеститысячник, Каракорум, Пакистан. Вот такая, – он сложил ладошки под острым углом, – вершина. Красота – смертельная. Ну и сложность соответствующая. А все эти Мачу-Пикчу и канатные дороги – для детишек. Нет, есть, конечно, группы, м-м… назовем их энтузиастами, чтобы не использовать бранных слов, – те совершают восхождения только по отвесным стенам. И на шесть, и на семь тысяч. Спят на веревках на весу. Есть готовят, чай пьют в подвешенном состоянии – в буквальном смысле этого слова. Но это уже – не альпинизм. Это – зависимость, сродни наркотической. Это не для нормального человека.
– А что же тогда для нормального? – буркнул Тошка.
– Если деньги, – на последнем слове инструктор сделал сильное ударение, – имеются, и времени – хоть отбавляй, есть такая специальная программа – «семь вершин» называется. Самые высокие горы континентов: Австралия – Пик Костюшко, Южная Америка – Аканкогуа, Северная – Мак-Кинли, Африка – Килиманджаро, Антарктида – Массив Винсона, Азия, естественно, – Эверест, и Европа – поздравляю – Эльбрус. Одна, считайте, у вас уже есть.
Олег чуть не подпрыгнул.
– А ведь идея, нет?!
– «Значкист», – фыркнул Шуленин.
– У меня четверо детей, – произнес Бобчев, даже как-то печально. – Я их безумно люблю и обожаю, но иногда хочется от этого бедлама, каким представляется мой дом, как бы это сказать… сбежать. Если бы не полученный в армии гастрит, я бы, как и другие – набухался в дюбель, да запоем так дня на три, и нервное напряжение снято. Но нельзя – две рюмки, и я неделю скрюченный хожу. А потому – хоть в горы, хоть под воду. Потому я и здесь. Ладно, заболтались, я спать. А то сейчас питерцы прибудут, и начнется – один с Путиным учился, другой с Миллером в одном дворе жил, третий с Медведевым на дискотеки ходил. Я хоть в себя приду после нашей беседы, – и с грохотом отодвинул стул.
– Я тоже вздремну, – поднялся следом Витька.
– Я потом, попозже, – кивнул ему Белый Лоб.
Когда ребята ушли, инструктор спросил, впрочем, беззлобно:
– Они у тебя, что, вообще «нулевые»?
– Угу, – ответил Олег. – Это я нашел себе новое увлечение, а для них просто туризм. Хотя видел бы ты их на татами, то немножко сарказм бы свой снизил.
– Но я же не выхожу на татами. А они в горы идут. Нужно хоть какую-то теорию иметь.
– Себя вспомни. Наверняка еще тем зеленым юнцом был.
– Олег! – покачал головой Степанович. – Мне пятьдесят шесть лет, и начинал я еще в советское время. А тогда – не сделал обвязку на муляже человека за отведенное время – не то что значка, а места в очереди на его получение дождаться не мог…
– Ладно. А что, действительно Пик Лайма – так завлекательно?
– Я тебе, – инструктор непроизвольно сглотнул слюну, – вечером в ноутбуке фотографию покажу.
– Посмотрю. И про лавины замечу – нагнал ты страху. Их точно не бывает здесь?
– Да везде бывают, – пожал плечами Федор Степанович. – Тебе научным языком объяснить, или как попроще?
– Можно любым – я хорошо учился.
– Во льду, – собеседник поднял руки и начал помогать себе жестами, – это отпускаем из внимания внешние воздействия, влияющие на возможность его отрыва – происходят внутренние тепло– и влагообменные процессы. Иначе – перекристаллизация. Поэтому! В глубинных слоях возникают пустоты из полых кристаллов. Казалось бы, ерунда – миллиметров десять в поперечнике. Но вот идет покоритель всех гор, скал и холмов мира Белолобов Олег. Наступает, и…
– И куда мне после Эльбруса, чтобы поучиться по-настоящему?
– На Белуху, на Алтай, – убежденно произнес старший группы. – Четыре с половиной всего, но сложность вполне приличная. Две вершины и «седло». На одну взойдешь, на другую – вот маленький опыт и появится. Только там у подножья такая мошка – это смерть! Сжирает за секунды. Ноги вверх сами несут.
– Ну, не будем забегать вперед. Хотя мне здесь нравится. Очень красиво.
– Красиво, – хмыкнул Шуленин. – Я и на Кавказе несколько вершин найду покруче Эльбруса в три-четыре раза. Но вы же «значкисты» – что с вас взять.
– И то верно. Ладно, пойду и я вздремну.
– Пойди. И все снаряжение – на тебе. На слово верю, но если чего в базовом лагере не хватит – все вниз. Без шуток.
– Слушаюсь, товарищ командир, – Олег поднялся из-за стола и даже зевнул в предвкушении сна. Где гипоксия? Нормально дышится.
Поднялся по ступенькам, открыл номер, быстро разделся, юркнул под одеяло, и не успел даже удобней повернуть подушку, как провалился в сон.
II
Разбудил его настойчивый стук в дверь.
– Москва, лентяи! Все проспали! Отдали свой город пришельцам с севера! – и опять грохот.
Белый Лоб узнал голос Минина.
– Сейчас! – крикнул он, с трудом поднялся и доковылял до двери. Щелкнул замком, впустил гостя.
– Здоров! – Игорь пожал руку приятелю.
– Здоров. Извини, я в исподнем. Сейчас оденусь, – и пошел в ванную.
– Я подожду! – крикнул вслед питерец. – Там, внизу, встреча на Эльбе идет полным ходом. Тебя почему-то никто не отважился будить. Твой авторитет их настолько подавляет?