Усадьба леди Анны
Шрифт:
Во-вторых, к ней допустили фрейлин, которых она часто удаляла под предлогом слабости. Анна и в самом деле чувствовала себя отвратительно, но не настолько, чтобы позволить им торчать у себя с утра до вечера. Так что днем она в сопровождении дам немного занималась шитьем, потом были уроки франкийского с одной из сестер, а вечера проходили в обществе Бертины -- Анна ссылалась на необходимость помолиться в тишине.
В-третьих, и, пожалуй, это было главное, ласковый падре Амбросио и неприятный отец Силино исчезли из ее жизни. Прекратились разговоры о «скромном пожертвовании на нужды Матери Церкви»,
Конечно, совсем без личного духовника отпустить ее не могли, но сейчас ей, как сообщила ласково улыбающаяся мать настоятельница, назначили другого:
– - Падре Амбросио перевели в другой приход, дитя мое. А вот святой отец Силино, увы, заболел. Помолись, дитя, за его здоровье. Твой новый духовный наставник обязательно прибудет к свадьбе.
Со свадьбой, кстати, тоже все было несколько странно. Вместо герцога Максимилиана де Ангуленского прибыл граф Эгле, ставший её мужем по доверенности.
– - Увы, сударыня, ко времени отъезда герцог Ангуленский слег с сильной простудой, и Его Величество назначил меня исполнить его обязанности. Все знают, донна Анна, как Его Величество любит герцога. Поверьте, вам удивительно повезло с мужем!
Предсвадебная исповедь новому духовнику, который странным образом не слишком вынимал ей душу. Скромная церемония в монастыре, где она была так закутана в тяжелый бархат и плотный шелк вуали, что еле достояла до конца. Священнику даже пришлось переспрашивать, согласна ли она: так глушила плотная ткань покрывала все ее слова. Поздравление аббатисы и монашек. И вот она уже не маркиза дель Боргетто, а герцогиня де Ангуленская и де Шефрез, жена герцога Максимилиана, которого не видела ни разу в жизни.
____________________________
дзимарра* -- облачение католического епископа, сутана с накидкой. Дзимарра может быть только черного цвета и отличается от кардинальской цветом окантовки и пояса. У кардинала цвет красный, а у епископа – малиновый или, как вариант, фиолетовый.
Глава 17
Шестнадцать дней плавания запомнились Анне как самый страшный кошмар в ее жизни. Пожалуй, это было равноценно заключению в монастыре.
Первые несколько дней было еще вполне терпимо, хотя она и потеряла от качки аппетит. Зато потом качка усилилась, и не осталось даже возможности прогуливаться по палубе.
– - Ваша светлость, это совершенно невозможно! А вдруг вы упадете?! Это будет верх неприличия! – донна Мариэтта была непреклонна. Более того, она потребовала от весьма бодро себя чувствующего мастера красоты ежедневно посещать герцогиню с самого утра. – Вы всегда должны выглядеть соответственно статусу, ваша светлость!
Вместо парика Анна с трудом отвоевала домашний чепец – нелепую нашлепку на голову с перьями и дорогими кружевами, мотивируя это тем, что здесь, в каюте, она у себя дома и выходить на люди не может. Сама же донна Мариэтта неукоснительно
«Такую бы силу воли, да в мирное русло! Ведь никакая зараза ее не берет…»
В каюте удушающе пахло ладаном и курились ароматические свечи, воняли стоящие в двух огромных напольных вазах искусственные букеты роз. Только изредка, когда открывалась дверь, доносился свежий и резкий запах моря. Анна думала, что если бы не эта тюрьма, она, дыша нормальным воздухом, вполне возможно и не мучилась бы от качки.
Далеко не все фрейлины стоически переносили волнение моря. Часть из них слегла с морской болезнью, и горничные сбивались с ног. Как себя чувствуют эти самые горничные, никого не интересовало.
От морской болезни лечили нюхательными солями и натирали виски некой вонючей травяной эссенцией, предложенной лекарем. Самого лекаря, естественно, до особы герцогини не допускали. Фрейлины по очереди торчали в каюте своей патронессы, стараясь развлечь ее душеспасительной беседой или чтением молитвы. Иногда из всех фрейлин оставалась только донна Мариэтта – её и качка не брала.
Анна, про себя, разумеется, тихо радовалась, что ее новый духовник, святой отец Бенито слег у себя в каюте еще в первый день, при самой малой волне и весь путь на люди не появлялся.
Легче стало к концу путешествия, повар даже умудрился несколько раз приготовить нечто вроде легкой похлебки, и Анна, уже почти пришедшая в себя, в приказном порядке потребовала порцию для Бертины. Конечно, компаньонка сильно возражала и даже возмущалась, но герцогиня, покорно выслушивая ворчание, стояла на своем:
– - Донна Мариэтта, Бертина нужна мне здоровой, а за время пути она устала больше всех.
Последние дни плавания прошли при почти полном отсутствии качки, осеннее солнышко ласково светило, хотя грело уже весьма слабо. Герцогиня в положенном макияже и парике целые дни проводила на палубе, стараясь получше рассмотреть страну, где будет теперь жить.
Шли вдоль берега и за бортом проплывали небольшие городки и деревушки, кукольно-умилительные от большого расстояния. Анна понимала, что, возможно, вблизи эти беленые домики не будут столь хороши и белоснежны, что в деревнях, скорее всего, пахнет навозом и нищетой, но не уставала любоваться пасторальной картинкой и игрушечными стадами. Крошечные люди скакали на конях, везли в телегах какие-то грузы, работали в полях.
Иногда заселенные земли вдруг заканчивались, и начинался скалистый берег, покрытый густым, багрово-золотым осенним лесом. Это было удивительно красиво!
Столицу Анна увидела целиком и сразу. Береговая линия довольно резко вильнула и, обогнув небольшой мыс, корабль «Санта Береника» начал складывать паруса.
Центр города, к радости Анны, занимал не храм божий, а огромный дворец. Весь его видеть с воды было невозможно, но множество высоких башен и башенок различных форм, сложенных из мрачного серого камня, занимали огромную площадь. Возможно, дворец смотрелся бы слишком сурово и готически, если бы не огромное количество ярких, вьющихся на ветру флагов, разных размеров, цветов и форм.