Усадьба ожившего мрака
Шрифт:
Сева выдержал. Разве только смертельно побелел. Головин незаметно встал за его спиной. Наверное, заранее готовился к тому, что Сева попробует совершить какую-нибудь дурость. Но Сева сдержался. Бесконечно долгие мгновения он просто молчал, а потом спросил:
– Она жива?
– Она была жива, когда я ее видел. Только со временем я могу ошибиться… Это как воспоминания, понимаешь? Это ее воспоминания в моей голове.
– Почему именно в твоей? – тут же спросил Головин.
– Из-за фон Клейста, – ответил за него батя. – Я думаю, девочка тоже у этого упыря. И он проводит над ней какие-то эксперименты… – Батин голос дрогнул.
– Там не было фон Клейста. – Митяй устало прикрыл глаза. – Там были только эти гады. Высокий фриц, и еще старик. И они копались у нее в голове!
Не получилось сохранить спокойствие. У Севы как-то получилось, а вот он сорвался на крик. Наверное потому, что Сева не видел того, что видел он. Только поэтому.
– Тихо-тихо, сынок… – Батя положил ладонь ему на лоб, как будто он был маленьким мальчиком. Но полегчало. Вот как-то сразу полегчало. – Если Танюшка жива, мы ее непременно найдем.
– Она жива! – Вот и Сева не выдержал. – Не смейте даже думать, что они ее… убили!
– Не буду, – сказал батя успокаивающе.
– А я одного не могу понять, – вмешался Головин. Этого ничто не волновало и не трогало, этому просто хотелось разобраться с задачкой. – Вы говорите, что вашу девочку похитил фон Клейст, но Митяй в своем… сне фон Клейста не видел. Ты же его не видел, парень?
– Нет. – Митяй скрежетнул зубами. Головин его раздражал. Головин не понимал ровным счетом ничего из того, что творилось. Не дано ему понять такие вещи. – Я не видел фон Клейста.
– И не чувствовал? – Он бросил многозначительный взгляд на батю. – Твой отец говорит, что у вас с этим кровососом установилась некая… связь.
Ого… А ему многое рассказали! С чего это такое доверие товарищу командиру, человеку, который не верит ни в бога, ни в дьявола?
Батя кивнул, подтверждая догадку. Да, рассказали, доверие заслужил. Уж не тем ли, что поделился с Митяем кровью? Мог и не делиться, никто его об этом не просил.
– Так что насчет связи? – не отставал Головин. – Ты чувствовал ее там, во сне?
– Нет.
Митяй начал догадываться, к чему он клонит. К тому, что это всего лишь горяченный бред, которому не нужно предавать внимания. Но только это не бред! Все это было на самом деле! Может не только что, может несколько дней или недель назад, но было! И с этим нужно что-то делать.
Ответить Митяй ничего не успел. Батя вдруг нахмурился, крадущейся походкой вышел из комнаты, остальные затаились, потянулись за оружием. Через несколько мгновений хлопнула входная дверь.
– Тимофей Иванович пришел, – сказал Головин и опустил оружие.
– Это кто? – спросил Митяй.
– Это тот, кто спас тебе жизнь.
Вернулся батя с каким-то невысоким человечком, которого из-за батиной спины было не разглядеть.
– Очнулся, Тимофей Иванович. Очнулся и сразу попросил пить. Это же хороший признак, да?
– Сейчас глянем, какой это признак, – ответил человечек голосом, от которого у Митяя волосы на загривке встали дыбом…
Никто не ожидал от пацана такого финта! И резвости, и силы, если уж на то пошло. Как только Гриня с Тимофеем Ивановичем вошли в комнату, Митяй затаился. Глаза его сделались огромными и круглыми, как у кота, готового к атаке. Он и бросился в атаку. Вот с этой кошачьей стремительностью и бросился. Прямо на доктора.
А они растерялись. Даже Гриня с его новыми упыриными способностями. В себя пришли, лишь когда Тимофей Иванович уже лежал на полу, а ни с того ни с сего ошалевший пацан сидел на нем верхом. В какое-то мгновение Власу подумалось, что пацан перекинулся в упыря. Таким диким, таким яростным было у него лицо. Он даже потянулся за пистолетом. Не дотянулся… Пистолет вдруг оказался на полу в дальнем углу комнаты, а между Власом и пацаном встал Гриня. У этого лицо было тоже… страшное. Ни единый мускул не дрогнул, только лишь верхняя губа слегка дернулась. Клыков Влас не разглядел, хватило красных сполохов в глазах.
– Сам… – прохрипел Гриня и кинулся стаскивать пацана с хрипящего Тимофея Ивановича.
Пацан сопротивлялся, рычал и отбивался, как дикий зверь. Но где ему было справиться с Гриней? Гриня оторвал его от доктора одной рукой. Да так, на вытянутой руке, и удерживал. Как щенка.
А Влас бросился к Тимофею Ивановичу, помог старику встать, усадил в кресло, велел растерявшемуся Севе бежать за водой. У доктора было слабое сердце, еще в тридцать девятом он перенес инфаркт. И если сейчас по вине этого мелкого паскудника с ним что-нибудь случится, Власа не остановит даже Гриня.
Но, кажется, обошлось. Доктор отдышался, хлебнул воды и с изумлением, но без злости посмотрел на пытающегося вырваться из отцовской хватки Митяя.
– Снова приступ? – Он перевел взгляд на Севу. Сева растерянно пожал плечами, спросил:
– Митяй, ты чего?!
– Я чего?! – заорал Митяй. – Ты меня спрашиваешь, чего я?! Ты его, гада этого, спроси, чего он?!
– О чем ты, сынок? – Гриня легонько, но все равно ощутимо тряхнул пацана за шкирки. – Что с тобой вообще творится? Это Тимофей Иванович. Он тебе, между прочим, жизнь спас.
– Мне спас, – прохрипел Митяй, обмякая. – Мне спас, а Танюшке голову… – Он вдруг окончательно поник, всхлипнул.
– Что?! – Тут же вскинулся Сева.
– Это он был в той операционной! – Кричать у Митяя больше не было сил, но глаза горели лютой яростью. – Они вдвоем с тем фрицем копались у нее в голове…
Тимофей Иванович осторожно поставил чашку с водой на стол, попытался было встать, но без сил опустился обратно в кресло.
– Что он такое говорит, Влас Петрович? – В голосе у него было изумление. Вполне искреннее изумление, но все же, но все же… Во взгляде доктора мелькнуло что-то такое… едва уловимое.