Усадьба с приданым
Шрифт:
– Какому мужчине?!
– А сейчас я вдруг осознала, что на самом деле вся моя жизнь была в Павле и в работе. И больше ничего не было.
– Машка, я сейчас собираюсь и приезжаю, – совсем уж серьёзно, просто-таки смертельно серьёзно сообщила Ирина.
– С санитарами? – в тон ей уточнила Мария.
– Пока одна, а там посмотрим.
– Ир, а ты помнишь, как мы на турбазу ездили? На Ивана-Купалу, что ли? Точно, ещё венки в Волгу пускали и через костёр прыгали.
– Помню, – настороженно ответила Ирка. – Тогда ещё Артём напился так, что в тот же костёр едва не свалился. На втором курсе, да? А что? Ты
– Меня тут женщина одна, между прочим, точно знающая секрет вечной молодости, блинами накормила и пюре с сардельками. Вернее, пюре она переслала, а сама не пришла, наверное, из деликатности. Но почему-то я думаю, что сегодня обязательно появится.
– Ты точно бредишь!
– Я не брежу, – Маша потёрла лоб, – я спрашиваю. Вот почему нам ни до кого никакого дела нет? Заложили себе в башку программу – и вперёд, к достижению целей.
– Ну, началось, – облегчённо протянула Ирина и Мария представила, как она откидывается на спинку кресла, цепляя свой мундштук. Кресло, понятно, чип-энд-дейл, мундштук янтарный и антикварный.– Страдания о несовершенстве личности в частности и русской пассионарности вообще. Слышь, Мельге, ты неправильно страдаешь! Русские классики предпочитали делать это в Баден-Бадене или, на крайняк, на Ревьере.
– Машенька! – закричали с крыльца. – Мы к вам, можно? Или вас дома нет?
– Это что такое? – изумилась в трубку сердечная подруга.
– Это меня кормить пришли, – заторопилась госпожа Мельге. – Всё, Ириш, перезвоню.
– Эй, блаженная, много жрать вредно! – уже издалека предупредила Ирка.
– А у меня личный фитнес-тренер появился. Звать Арей, красавец-мужчина и, вообще, альфа самец.
– Ма-аш! Так мы зайдём? – это опять с крыльца.
– Заходите, – завопила в ответ Мария Архиповна и протараторила шёпотом в телефонную мембрану: – Мне на самом деле пора. Надо ещё где-то раздобыть шорты и какие-нибудь кроссовки.
Удивление, хлынувшее из телефонной трубки, было таким плотным и весомым – хоть рукой трогай, хоть ножом режь. Зато как раз оно позволило эту самую трубку положить и сделать вид, что разговор окончен к удовольствию обеих сторон.
– Машенька, мы к вам по делу, – на веранде затопало стадо лошадей. Или, всё-таки, у лошадей не стадо? – Как к образованному человеку. Саша сказал, что у вас бизнес, ну вот мы… – И только после этих слов в дверном проёме показалась Алла – в руках здоровенное блюдо, накрытое салфеточкой, – и продавщица Оксана – с пустыми руками, зато зарёванная так, что лицо «зефирки» пестрело странными, почти пурпурными пятнами. – Я тут ещё драничков нажарила, ты поешь, они и холодные очень вкусные.
– Мань, спаси ты меня, ради бога! – плакальщицей взвыла Оксана, отпихивая с дороги учительницу. – Вот те крест, хоть в Мухлоньку кидайся!
– А в чём дело-то? – Маша поспешно вскочила с дивана, примерещилось ей, что продавщица сейчас не в речку, а на колени кинется.
– Да мужики на нас с папкой осерчали! Говорят, мы всё село задумали отравить! И теперь они под это дело хотят магазин поджечь! Уж за вилы схватились!
– Вилы – оружие пролетариата, – пробормотала госпожа Мельге навроде тех же классиков, переживающих за русскую пассионарность в Баден-Бадене. – Только чем я-то могу помочь?
– Ну пожа-алуйста! – сиреной, и вовсе не сладкоголосой, а, скорее, пароходной, взвыла Оксана, заламывая руки. – Совсем, что ли, пропадать?
– Саша сказал, у вас бизнес, – Алла огорчённо сложила брови домиком. – Вот мы и подумали, вы умеете всякие такие вопросы решать.
Вопросы решать Мария Архиповна умела. По крайней мере, сама она в этом была глубоко убеждена. Да и что, в самом деле, людям пропадать? Тем более, Саша ведь сказал, чтоб ему провалиться, длинноязыкому. Поэтому пришлось идти. Вот только подходя к злосчастному магазину Мария осознала, что так и не умылась, и не переоделась, и не причесалась даже. С другой стороны, эдакий диковинный внешний вид можно, наверное, было счесть за попытку мимикрии под местное население.
К сожалению, это самое население никаких таких попыток не оценило. Мужики – а собралось их у магазина действительно немало, человек десять, никак не меньше – на появление новых персонажей отреагировали хмуро.
– Шли б вы отсюда, бабы, – сурово порекомендовал один, стоящий поближе. – А то пришибём ненароком. Особенно вон её, травительницу. На кострах таких палить!
– Мы милицию вызвали! – тоненько выкрикнула из-за Машиной спины Оксана.
– И с ними поговорим, – многообещающе покивал пейзанин.
Мысль о том, что полицию на самом деле неплохо было бы вызвать, показалась очень даже здравой, но, к сожалению, запоздалой.
– Давайте пока обойдёмся без костров, – предложила госпожа Мельге специальным тоном, каким обычно предлагала попить чаю несогласованно нагрянувшему инспектору пожарной охраны. – Мы все цивилизованные люди и…
– Эт чё? – непонятно о чём и непонятно у кого спросил толстенький мужичок в застиранной майчонке и длинно сморкнулся в пыль.
И до Марии дошло, что цивилизованные люди вместе с самой цивилизацией остались где-то там, а здесь… Ну, тут Мухлово. Attraction d’Obrenko в исполнении Мельге.
– А-ап, и тигры у ног моих сели, – не слишком уверенно, шёпотом, протянула Маша.
***
Видимо, забота о безопасности женщин у аборигенов заканчивалась предупреждением. «Не лезь!» – было сказано? Было. Ну а остальное, как говорится, на твой страх и риск. По крайней мере, к Маше вместе с её напевами никакого интереса мужики больше не проявляли, русские народные забавы «Раскулачь зажратого», «Спали усадьбу барину» и «Изобличи вредителя» были гораздо интереснее каких-то там невыясненных дамочек.
Откуда-то вырулила ещё парочка недовольных. У забора, по ту сторону дороги, скучковались мальчишки вместе с велосипедами – близко они не подходили, но смотрели, открыв рот, опасаясь пропустить подробности, возможно даже и кровавые. Ещё чуть подальше остановилась женщина, рядом с ней тут же материализовалась другая, а там, как по волшебству, и третья. Мухловчанки были явно умнее городских, а, может, просто учёнее, потому близко не лезли, предпочитая наблюдать со стороны.
Ну а пока Маша соображала, что со всем этим делать, крестьянский бунт углублялся и ширился согласно заветам классика. На крылечко магазина вылез мужичок, чем-то неуловимо, но до боли напоминающий пострадавшего Михалыча, и, рубя воздух кривоватой ладонью, двинул речь. Говорил он пламенно, густо пересыпая слова матерными связующими, которых, пожалуй, было даже больше, чем этих самых слов.