Ущелье Разбитого Сердца
Шрифт:
— Сядьте, шериф! С нас достаточно и других безобразий, помимо вашей драки!
— Совершенно согласен с полковником, — губернатор важно надул губы. — Думаю, мы все, и я в том числе, просто поддались панике. Мы не знаем, соответствует хоть что-нибудь из того, что говорит этот злодей, истине. Мы не знаем даже, был ли убит доктор Молине. Мы делаем все наши выводы на заявлении Дикина, что когда-то он был врачом. А прежде всего стоит хорошенько подумать — чего, собственно, стоят слова этого преступника?
— Прекрасная речь. — Дикин и не пытался скрыть свое презрение. — Скажите только, губернатор, собираетесь ли вы сегодня ночью запереть свое купе? Или это ненужная предосторожность, потому что вам и без того нечего опасаться?
Губернатор посмотрел на него и прорычал:
— Клянусь, Дикин, наступит время, и вы заплатите за эти инсинуации!
— Чем же я могу за них заплатить? — Неожиданно весь сарказм Дикина испарился, и он стал казаться усталым и очень печальным человеком. — Собственной шеей? Она недорого стоит. Я ведь неизбежно попаду в руки правосудия… Интересно, что сдаст меня суду один из тех, чьи руки, возможно, обагрены кровью четырех человек. А скорее всего, даже восьмидесяти четырех…
— Что это значит? — Высокомерие губернатора Ферчайлда было неколебимым.
— Говоря вашими же словами, губернатор, мы не знаем, случайно ли упали в пропасть три вагона с людьми, как не знаем, кто несет ответственность за это массовое убийство. Мы не можем исключить из подозреваемых даже Банлона и Рафферти, хотя, разумеется, обязаны исключить мисс Ферчайлд. Возможно, действовал не один человек, а двое или даже больше. — Дикин помолчал, давая возможность присутствующим осознать его слова. — А что касается моей экспертизы причины смерти Молине, то я действительно изучал судебную медицину, хотя вы, конечно, вправе этому не верить.
Дикин поднялся, подошел к окну и, демонстративно повернувшись ко всем спиной, стал всматриваться в сгущающиеся сумерки. За окном снова шел снег.
Генри пошел вдоль вагона, тщательно и почти бесшумно задергивая занавески.
Глава 6
Банлон остановил поезд, зафиксировал тормоза, вытер лоб тряпкой и повернулся к Рафферти, который прислонился к стенке кабины, закрыв глаза от усталости.
— На сегодня хватит, — прохрипел машинист.
— Я не могу поднять ни одно из этих поленьев, — отозвался Рафферти.
— Пойдем к полковнику.
Клермонт сидел у печки офицерского салона. Рядом с ним вокруг печурки собрались губернатор, О'Брейн, Пирс и Марика. У всех в руках были стаканы.
Дикин сидел на полу в дальнем углу, дрожа от холода. У него, разумеется, стакана не было.
Когда в вагон ввалились Банлон и Рафферти, с ними ворвалась струя такого холодного воздуха, что Марика поежилась и стала кутаться в шаль. С трудом подавив зевок, машинист сказал:
— Мы должны поспать, полковник, иначе просто свалимся.
— Сколько вам потребуется времени, чтобы восстановить силы?
— Не меньше четырех часов, сэр.
— Ну, хорошо. Вы прекрасно потрудились, Банлон. А вами, Рафферти, я просто горжусь. Можете лечь на мою койку, Банлон, а вы, Рафферти, на койку майора.
— Спасибо… — Банлон все-таки зевнул. — Но, полковник, кто-то должен поддерживать пар. Если этого не сделать, вода в конденсаторах замерзнет, и они лопнут. Тогда до форта Гумбольдт придется добираться не иначе как пешком.
Дикин поднялся на ноги.
— Я не любитель пеших прогулок и берусь поддерживать огонь в топке.
— Вы? — Пирс подозрительно осмотрел Дикина, — откуда такая готовность сотрудничать?
— Меньше всего на свете желаю сотрудничать с любым из вас. Но в этом углу здорово дует, а в кабине машиниста будет хотя бы тепло. Кроме того, Пирс, чем дальше я буду от вас, тем спокойнее буду себя чувствовать. Я ведь единственный, помимо мисс Марики, на кого не падает подозрение.
— Не нравится мне это! Что помешает ему отцепить паровоз и удрать? Мы же все знаем, на что способен этот подонок!
— Ему помешает вот это, — Банлон вытащил из кармана какой-то ключ странной формы. — Я запер тормозное колесо. Хотите взять его на хранение?
— Конечно, хочу. — Пирс взял ключ, откинулся на спинку своего стула и потянулся за стаканом.
Банлон перевел осоловелый от усталости взгляд на полковника. После непродолжительного колебания Клермонт кивнул.
— Поддерживайте огонь, чтобы стрелка манометра оставалась между синей и красной отметками, — сказал Банлон Дикину.
Дикин вышел. Майор встал и обратился к машинисту и Рафферти:
— Я покажу вам, где можно спать.
Майор провел их в конец второго вагона, водворил Банлона в купе Клермонта, а Рафферти — в собственное. Пока Рафферти с должным почтением осматривался по сторонам, О'Брейн ловко вытащил из шкафчика три бутылки бурбона. Одну он поставил в коридоре на столик и добродушно подмигнул Банлону и Рафферти.
— Спасибо, сэр, — сказал солдат.
— Вот и прекрасно, спокойной ночи.
Захватив другие с собой, майор пошел в начало офицерского вагона и, не постучав, вошел в кухню. Здесь Карлос приветствовал его ослепительно улыбкой, а Генри мрачным взглядом, свойственным ему в последнее время.
О'Брейн поставил обе бутылки на кухонный стол.
— Это вам может пригодиться, ночь будет очень холодная.
— Пожалуй, мистер О'Брейн, но у нас есть вот это, — Карлос указал на горячую плиту. — И тут самое теплое место в поезде.
— В том-то и суть, что сидеть здесь с комфортом вам не придется, — сказал майор.
Карлос ошибался. Самым горячим местом в поезде, без сомнения, была паровозная топка. Кроме того, там приходилось немало двигаться, подбрасывая дрова, поэтому лоб Дикина был мокрым от пота.