Ущелье Разбитого Сердца
Шрифт:
— Арестованного? — Полковник не скрывал презрения. — Но, насколько я понял, он не способен на насилие.
— Все зависит от того, что понимать под насилием, — заметил Пирс. — Он не любитель драк в кабаках. Но, судя по его прошлому, он вполне способен сжечь, скажем, «Имперский» или взорвать ваш драгоценный эшелон.
Оставив Клермонта с этой веселой версией, Пирс вернулся в салун.
— Белью, выделите двух вооруженных людей, — приказал полковник. — Проведите арестованного в эшелон. Свяжите ему руки за спиной и наложите на него конские восемнадцатидюймовые путы.
— Боже, да кто вы такой? — В голосе Дикина зазвучал гнев. — Какое вы имеете на это право?! Вы не представляете закон, вы всего лишь военный!
— «Всего лишь военный», подумать только! Сержант Белью, сделаете двенадцатидюймовые путы.
— С удовольствием, сэр! — Сержант был доволен, что гнев полковника обратился не на него и его людей.
Белью вытащил из кармана свисток и три раза пронзительно свистнул. Клермонт жестом предложил губернатору следовать за ним и уже зашагал к поезду, но тут из дверей салуна стало выходить множество людей, которых, конечно, несправедливо было бы назвать инвалидной командой, но и чрезмерного преувеличения в этом не было бы. Пирс вышел за ними, все еще давая какие-то указания.
О'Брейн посмотрел, как расходятся в разные стороны эти люди, и неодобрительно покачал головой.
— Если бы они искали дюжину бутылок виски, я бы поставил на них все свои деньги. А так…
— Знаю, — сказал Клермонт, тоже подавленный этим зрелищем, и зашагал к поезду еще быстрее.
Когда они проходили мимо локомотива, Банлон выглянул в окошко и поинтересовался:
— Их нашли, полковник?
— Боюсь, их вовсе не найдут, Банлон.
— Может, стравить пар?
— Не делайте этого.
— Значит, мы отправляемся, даже если капитан с лейтенантом не объявятся?
— И не позже, чем через двадцать минут, Банлон.
— Но как же?…
— Им придется догонять нас на следующем поезде.
— Он может быть весьма нескоро, сэр.
— В данном случае это необходимое решение.
Полковник повернулся к остальным и указал на первый вагон.
Первый вагон был своего рода салоном, где офицеры и пассажиры поезда обедали и проводили дневные часы. В нем же находились спальные купе офицеров, губернатора и его племянницы. Во втором вагоне размещались походная кухня и купе, в которых спали офицеры, не попавшие в первый вагон, стюард Генри и вечно улыбающийся белозубой улыбкой негр Карлос, который был поваром. Третий вагон был багажным. В четвертом и пятом везли лошадей. В шестом вагоне размещалась солдатская кухня, а оставшаяся его часть и седьмой вагон были отведены рядовому составу.
Клермонт дошел уже до восьмого, последнего вагона, когда услышал сзади стук копыт, сопровождаемый каким-то странным шумом. Он повернулся и увидел, что сержант Белью, восседая на своей лошади, держал в руках веревку, другой конец которой удавкой затягивал шею Дикина. Связанный двенадцатидюймовыми путами, тот должен был передвигаться крохотными неустойчивыми шажками, а связанные сзади руки делали его и вовсе похожим на марионетку. Как только полковник увидел, что Белью передал Дикина О'Брейну, он толкнул дверь и вошел в тормозной вагон.
По сравнению с холодом снаружи, здесь было жарко. Верхняя часть чугунной печурки в углу раскалилась до малинового свечения. Между печкой и стеной вагона в ящике были сложены дрова. Над ящиком висел шкафчик, на открытых полках которого были расставлены жестянки с провизией. По другую сторону от печки находилось большое тормозное колесо. Чуть в стороне от него стояло массивное кресло, рядом с ним был устроен топчан, на котором лежали матрац, куча полинялых солдатских одеял и нечто похожее на медвежью шкуру.
В кресле сидел седоволосый человек, который через круглые очки в простой стальной оправе читал книгу. Чтобы защититься от сквозняков, которые явственно гуляли по вагону, от пояса до щиколоток он был укутан в толстое индейское одеяло. При появлении Клермонта тормозной снял очки и посмотрел на полковника бледно-голубыми водянистыми глазами.
— Ваше посещение большая честь для меня, полковник.
Клермонт поспешно захлопнул дверь и спросил:
— Ваша фамилия — Девлин, не так ли?
— Симус Девлин к вашим услугам, сэр.
Полковник еще раз огляделся.
— У вас довольно одинокая жизнь, Девлин.
— Разумеется, я тут один, но я никогда не ощущаю себя одиноким, — он закрыл книгу, которую читал, и бережно прижал ее к груди. — Если говорить об одиночестве, то вы скорее найдете его в кабине машиниста. Конечно, можно сказать пару слов кочегару, но никогда не услышишь ответ в том шуме. А дождь, снег и туман? И все время приходится смотреть на линию. Так что ноги парятся у топки, а руки коченеют от холода. — Тормозной оказался неожиданно разговорчивым. — Я сорок пять лет прослужил таким образом. Но недавно, слава богу, разделался с этим! — Он с гордостью обвел свой вагон глазами. — У меня лучшая служба на железной дороге, собственная печь, еда, постель, кресло и книга.
— Сколько лет вам осталось до пенсии?
Девлин улыбнулся.
— Разумеется, вы правы, сэр, я уже староват для работы. Но я потерял свидетельство о рождении, и это поставило компанию Юнион Пасифик в несколько затруднительное положение. Но сейчас, полковник, все разрешилось — это мой последний рейс. Когда я вернусь, мне останется только сидеть перед очагом в доме моей внучки.
— Как вы тут проводите время, Девлин?
— Стряпаю, ем, сплю…
— А если вы спите, а поезд идет на крутой поворот или спуск?
— Не волнуйтесь, сэр. Крис Банлон и я наладили, как теперь говорят, коммуникацию. Простая проволока в трубе, но действует безотказно. Крис несколько раз дергает, и тут звенит колокольчик. Тогда я дергаю в ответ один раз, дескать, жив и не сплю. Тогда он дергает раз, два, три или четыре, в зависимости от того, на сколько оборотов я должен повернуть тормозное колесо.
Полковник удовлетворенно кивнул.
— Но вы не можете все время только есть и спать.
— Почти все свое время я читаю, сэр.