Ущелье Разбитых Сердец
Шрифт:
— Но закон Соединенных Штатов гласит ясно: человек невиновен, пока его вина не доказана. А мистер Пирс уже осудил этого человека, вынес ему приговор и повесит на первом удобном дереве. Покажите мне хотя бы одну статью закона, которая разрешала бы обращаться с человеком, как с дикой собакой!
Марика резко повернулась, взмахнув подолом длинного платья, и в гневе удалилась.
О'Брайен произнес с притворной тревогой на лице:
— Я полагал, что вы знаете законы, Натан!
Пирс злобно взглянул на него, потом усмехнулся и потянулся к стакану с виски.
Темные тучи на западе приняли угрожающий иссиня-черный оттенок.
Поезд, который скорее полз, чем ехал по крутому склону, все ближе продвигался к зоне жестокого холода и ледяной тьмы горного района.
По сравнению с наружной температурой, в купе было тепло и светло, однако Дикин, оставшийся теперь один в офицерском купе, вряд ли был в настроении наслаждаться этим сравнением. Положение его не изменилось, если не считать того, что теперь он окончательно сник и лежал, завалившись набок. Гримаса боли исказила его лицо, когда он предпринял еще одну отчаянную, но тщетную, попытку ослабить веревки, которыми были связаны его руки за спиной.
Но Дикин был не единственным человеком, который не мог заснуть. На узкой койке, занимавшей больше половины крохотного купе, задумчиво покусывая нижнюю губу и временами нерешительно поглядывая на дверь, сидела Марика. Она думала о мучительном положении, в котором оказался Дикин.
Наконец решившись, она поднялась, плотнее затянула на себе халат и бесшумно вышла в коридор.
У соседнего купе она нерешительно остановилась и приложила ухо к двери. Удостоверившись, что дядюшка спит, Марика двинулась дальше, вошла в офицерское купе и устремила взор на лежавшего на полу Дикина.
Он тоже взглянул на нее, но безучастным взглядом. Марика заставила себя говорить спокойным, бесстрастным тоном:
— Как вы себя чувствуете?
— Ну и ну! — промолвил пленник, глядя на нее с некоторым интересом.
Пожалуй, племянница губернатора не такая уж улитка, какой она кажется на первый взгляд. Вы знаете, что сделали бы с вами губернатор и полковник или даже Пирс, если бы застали вас тут?
— Интересно, что бы они со мной сделали? — в голосе Марики прозвучала нотка суровости. — Я думаю, мистер Дикин, в вашем положении вряд ли уместно предостерегать кого-либо или читать нотации. Я спросила, как вы себя чувствуете?
Дикин вздохнул.
— Вот-вот! Это все равно, что лягнуть лежачего. Разумеется, я чувствую себя прекрасно! Разве вы не видите? Я привык спать в таком положении...
— Если вы хотите излить свой сарказм, то вряд ли это уместно делать сейчас и тем более по отношению ко мне. Вероятно, я просто напрасно трачу время. А я пришла спросить, не могу ли я для вас что-нибудь сделать?
— Простите... Я не хотел вас обидеть. Вы же слышали, что сказал шериф. Не проявляйте ко мне сочувствия.
— То, что говорит шериф, входит в мое левое ухо и выходит из правого.
В походной кухне осталось кое-чего из еды...
— У меня нет аппетита, но все равно спасибо.
— Может вы хотите пить?
— Вот это уже другое дело! Эти слова звучат для меня сладкой музыкой.
Весь вечер я следил, как они пили, и это было не очень приятно. Но я не люблю, когда меня кормят из ложечки... Вы не могли бы развязать мне руки?
— Развязать вам... Я еще не сошла с ума! Если вам хоть на минутку развязать руки, то вы...
— ...то я обвил бы ими вашу прелестную шейку, — он пристально поглядел на девушку, — а шейка действительно прелестная. Однако дело обстоит совсем не так, как я бы хотел. В данный момент я вряд ли смог обнять даже стакан виски. Вы видели мои руки?
Он, как мог, повернулся и она увидела его руки. Они были синими и уродливо распухшими, особенно у запястий, где веревка глубоко врезалась в тело.
— Что ни говори, а шериф вкладывает в дело весь свой пыл! — заметил Дикин.
Марика сжала губки. В ее глазах были гнев и сострадание.
— Обещаете ли вы...
— О-о! Теперь уже мой черед сказать: я еще не сошел с ума! Вы хотите сказать — бежать? И попасть в руки этих отвратительных пайутов, которыми кишат здешние места? Нет... Мне бы только глоток этой отравы... губернаторского виски.
Прошло минут пять, прежде чем Дикин смог вкусить этот глоток. Марика развязала его в одну минуту, но еще четыре ушли на то, чтобы Дикин кое-как смог добраться до ближайшего кресла и восстановить кровообращение в онемевших руках. Вероятно, он испытывал ужасную боль, однако виду не показал. Пристально наблюдая за ним, Марика сказала:
— Пожалуй, Джон Дикин намного выносливее, чем о нем думают другие личности.
— Мужчине не пристало скулить в присутствии женщины, — он сгибал и разгибал себе пальцы. — Кажется, вы спрашивали, хочу ли я пить, мисс Фэрчайлд?
Она поднесла ему стакан с виски. Одним глотком Дикин отпил половину, удовлетворенно вздохнул, поставил стакан рядом с собой на стол, нагнулся и начал развязывать веревки на ногах. Марика вскочила, сжав кулачки. Глаза ее сверкали от гнева. Она выбежала из купе.
Когда через несколько секунд она вернулась, Дикин все еще возился с путами. Он с неудовольствием взглянул на маленький, но всерьез направленный на него револьвер с перламутровой рукояткой, который она держала в руках.
— Зачем вы его с собой возите? — поинтересовался он.
— Дядя Чарльз сказал, что если меня когда-нибудь сзади схватят индейцы... — она запнулась и лицо ее вспыхнуло от гнева. — Будьте вы прокляты! Вы же обещали мне!
— Если человек может быть убийцей, вором, поджигателем, мошенником и трусом, то можно ли удивляться, что он ко всему прочему окажется и обманщиком? Нужно быть полным идиотом, чтобы ожидать чего-либо другого...