Ущелье Разбитых Сердец
Шрифт:
— Всего лишь военный!? Вы понимаете... — Клэрмонт сдержался и произнес с некоторым удовлетворением:
— Сержант Белью, давайте двенадцатидюймовые.
— С удовольствием, сэр! — сержант был явно доволен, что гнев полковника обратился на их общего антагониста.
Будучи исполнительным, Белью вытащил свисток, набрал в легкие воздух и три раза пронзительно свистнул. Клэрмонт передернул плечами, жестом приказал остальным следовать за ним и направился в сторону депо. Из дверей отеля уже выползла толпа, которую едва ли можно было охарактеризовать, как сборище убогих, хромых и слепых, но эта процессия довольно близко подходила к этой категории.
Пирс присоединился к ним, и, по-видимому, уже дал какие-то указания.
О'Брайен видел, как эта седобородая толпа рассыпается в разных направлениях, и неодобрительно качнул головой.
— Если бы они искали клад, состоящий из виски, я бы поставил на них все деньги, но...
— Знаю, знаю, — бросил Клэрмонт, подавленный этим зрелищем и зашагал к депо еще быстрее. Там уже клубились облака пара и дыма. Банлон выглянул из кабины локомотива и поинтересовался:
— Ну как, нашли их, сэр?
— Боюсь, что их не найдут, Банлон. Машинист помолчал и нерешительно осведомился:
— Может спустить пары, полковник.
— Нет, зачем?
— Вы считаете, что мы отправимся независимо от того, объявятся ли капитан с лейтенантом или нет?
— Именно так я считаю. Через пятнадцать минут, Банлон, ровно через пятнадцать минут!
— Но капитан Оукленд и лейтенант Ньювелл...
— Им придется догонять нас на следующем поезде.
— Но ведь он может пойти весьма не скоро, сэр...
— В данный момент я не могу позволить себе проявлять заботу о капитане и лейтенанте! — он повернулся к остальным и указал им на первый вагон.
Полковник Клэрмонт почти ничего не смыслил о железнодорожном транспорте, но у него был прирожденный инспекторский глаз, к тому же он был комендантом этого эшелона и считал своим долгом внимательно и ревниво следить за любой своей собственностью, даже если эта собственность принадлежала ему временно.
Первый вагон состоял из своего рода салона, где офицеры проводили дневные часы и куда только что с благодарностью скрылся губернатор. В нем находились спальные купе офицеров, губернатора, его племянницы и столовая для офицеров. Второй вагон вмещал походную кухню, купе, где спали буфетчик Генри и повар Карлос, и спальные купе офицеров, не попавших в первый вагон. Третий вагон был багажным. В четвертом и пятом везли лошадей.
Передняя часть шестого вагона была отведена под кухню для солдат, а остальная его часть и весь седьмой вагон были предоставлены солдатам.
Клэрмонт дошел уже до восьмого вагона, когда услышал стук копыт. Он повернулся и увидел, как сержант Белью вел Дикина. В левой руке он держал веревку, другой конец был затянут петлей на шее Дикина, который не испытывал от этого наслаждения. Связанный двенадцатидюймовыми путами, он был вынужден передвигаться маленькими прерывистыми шажками и больше походил на марионетку, чем на человеческое существо. Как только полковник заметил, что Белью передал Дикина О'Брайену, он толкнул дверь и вошел вовнутрь тормозного вагона.
По сравнению с холодным воздухом снаружи, в тормозном вагоне было жарко и даже угнетающе душно. Причина была налицо: печурка, стоящая в углу, была так усердно набита дровами, что ее верхняя чугунная часть раскалилась до малинового свечения. По одну сторону от печки, в ящике, лежали дрова, дальше шкафчик с провизией и еще дальше большое тормозное колесо. По другую сторону печки стояло массивное кресло, а рядом на полу лежал матрац, на котором возвышалась груда полинявших солдатских одеял и нечто похожее на пару медвежьих шкур.
Почти утонув в глубоком кресле, читая книгу через очки в стальной оправе, в кресле сидел человек, которого можно было назвать не иначе, как седовласым ветераном. Для защиты от сквозняка он был укутан от пояса до щиколоток толстым индейским одеялом. При появлении Клэрмонта тормозной шевельнулся, учтиво снял очки и уставился на полковника бледно-голубыми водянистыми глазами.
— Вы оказала мне большую честь, полковник Клэрмонт, удостоив меня своим посещением, — удивленно промолвил тормозной.
Клэрмонт поспешил закрыть дверь и спросил:
— Дэвлин, не так ли?
— Так точно, Симус Дэвлин к вашим услугам, сэр!
— Довольно одинокая у вас жизнь, не правда ли?
— Все зависит от того, что под этим понимать. Разумеется, я тут один, но тем не менее, я никогда не ощущаю себя одиноким, — он закрыл книгу, которую читал, и бережно прижал ее к груди обеими руками. — Если уж говорить об одиночестве, полковник, то вы скорее найдете его в кабине у машиниста. Конечно, там можно перекинуться парой слов с кочегаром, но разве что услышишь в таком шуме! А если дождь, снег или туман? Ведь приходится все время выглядывать и смотреть на линию, все ли в порядке.
Так что там вы то паритесь у топки, то коченеете от холода. — Мысль тормозного уже бежала дальше. — Мне ли не знать этого — я провел свои 45 лет подобным образом, но несколько лет назад — слава богу! — разделался с этим. — Он с известной долей гордости огляделся по сторонам. — Здесь у меня самая лучшая работа на всей железной дороге. Собственная печурка, собственная еда, постель, кресло, книги...
— Еще много лет до пенсии?
Дэвлин довольно улыбнулся.
— Полковник, очень... как бы это сказать дипломатичнее, что ли.
Разумеется, вы правы, сэр, я уже староват для работы, но я куда-то затерял свое свидетельство о рождении, и это обстоятельство поставило компанию Юнион Пасифик в несколько затруднительное положение. Тем не менее, это мой последний рейс, полковник. Когда я вернусь на восток, мне останется только сидеть у очага в доме внучки.
— Скажите, Дэвлин, как вы тут проводите время?
— Ну, я стряпаю, ем, сплю...