Ушкуйник
Шрифт:
— Чего писать, дядя Аникей, — пять будет.
— Откуда знаешь?
— Так это — из головы.
— В уме, что ли, посчитал?
Аникей заставил Мишку писать разные слова, складывать и вычитать простые числа. Выполненным заданием остался доволен.
— Подходишь ты мне, парень. Вот только видок у тебя! — покачал он головой. — Всех покупателей мне распугаешь!
Мишка смутился. Он и сам это понимал, да денег на новую одежду у него не было. Видел парень монетки несколько раз, но в руках держать не приходилось.
— Ты честен
— Как можно? — возмутился Мишка. — Я же крещёный, в церкву хожу.
— Ну, это я так, для порядка. Согласен ли ты работать у меня? Жалованье положу — одна деньга в седмицу.
Мишка не знал, что и сказать. Одна деньга — это много или мало?
Купец расценил Мишкино молчание по-своему.
— Ну, харчи в обед, само собой — мои.
— Согласен! — выпалил паренёк.
— Однако же, — продолжал купец, — в таком виде тебе работать нельзя. Вот как сделаем. Я тебе рубаху и порты подберу. Как придёшь в лавку, будешь переодеваться. А заработаешь деньжат — за одёжу рассчитаешься, рубаха и порты твоими станут.
Обрадовался в душе Мишка, но виду не показал.
До обеда они вместе тюки тканей перетаскивали да пересчитывали. Товар перекладывал в основном Аникей, диктуя пареньку:
— Шёлк красный из Синда — один. Атлас хорезмский, лазоревый — один.
Не успевал Мишка — сроду на восковой табличке писалом не писал, от того и язык от усердия высунул.
До обеда они трудились, отрываясь от дела, когда покупатели заходили. В обед купец лавку прикрыл. На чистой тряпице снедь разложил: яйца варёные, кусок белого хлеба, лук, редиску, жбан кваса выставил. Квас вкусный, на ягодах сварен. От вида яств таких у Мишки аж скулы свело, но он терпеливо ждал, когда купец первым вкушать начнёт.
Такой вкуснятины паренёк ещё не пробовал. После перекуса снова принялись за работу, пока в лавке не стемнело.
— Тебя где черти носили! — стал ругаться дед, когда Мишка явился домой. — С утра глаз не кажешь, уж на дворе вон темень какая, а его всё нету да нету!
— Не ругайся, деда, я работать у купца Лазарева стал. Он мне рубаху и порты новые справить обещал.
— Тогда другое дело, — смягчился дед. Мишка похлебал постной похлёбки с горбушкой чёрного ржаного хлеба, да и спать отправился. Утомился за день с непривычки, аж пальцы на правой руке ломило.
И пошёл день за днём в работе. Приходил Мишка в лавку в своей драной одежде, переодевался, а дальше — что Аникей скажет. Тюки подносил к прилавку, ткань помогал отмерять, на вощёной табличке записывал, сколько какой продано. За месяц освоился, обвык. Да так ловко стал управляться, что не успеет ещё Аникей распорядиться, как Мишка уже и так несёт то, что купец хотел. И записывать не забывал — даже без напоминаний. А в конце месяца Аникей торжественно вручил ему четыре деньги и за одежду распорядился:
— Носи, заслужил. Обувку тебе ещё справим, дай только срок. На младшего приказчика похож будешь.
Как на крыльях летел
Долго разглядывали дед с бабкой обновы, в руках мяли. Бабушка даже прослезилась на радостях.
В один из дней, когда Аникей надолго отлучился, Мишка сам переложил тюки на полках: шёлк — к шёлку, ситец — к ситцу, атлас — к атласу. Да не просто переложил, а с учётом цвета — оттенки одного цвета к одному месту снёс. Так и покупателю удобно, и купцу. Раньше все тюки и рулоны вперемешку лежали.
Явившийся под вечер Аникей удивился.
— Это кто же в моей лавке так похозяйничал?
— Подумал я, — сказал Мишка, — что лучше один материал в одно место сложить, другой — в другое, кучкой. И нам сподручно, и покупателю товар видно.
Аникей хмыкнул, удивлённый, походил у стеллажей.
— Ладно, пусть полежит покамест, а там видно будет.
Нововведение прижилось. Да и опыта паренёк уже немного набрался. Явится покупательница, а Мишка сразу к ней:
— Чего изволите? У нас весь товар отменный, заморский.
И сразу рулоны раскатывает. Слова словами, а перед яркой да красивой тканью ни одна женщина не устоит, хоть немного, но купит.
Смотрел на него Аникей и дивился:
— И откуда ты такой взялся? Прямо купец прирождённый! А года возьмёшь, взматереешь, так и меня обскачешь!
Через месяц Аникей лавку пораньше закрыл.
— Пойдём-ка со мной.
И с Мишкой — на торг, что в центре был, на площади. Не торжище, конечно, как в Нижнем Новгороде или Пскове, но свои ряды есть — мясной, рыбный, оружейный…
Купец подвёл Мишку к сапожникам.
— А есть ли у вас сапожки короткие лёгкие для юноши?
Мишка аж расцвёл. Никто его так раньше не называл.
Перемерили несколько пар, пока не подобрали по ноге — красной кожи, мягкие, на подошве из толстой свиной кожи. Поторговавшись, — какой базар без торга? — купец скинул цену, да и купил.
— Носи, помощник, заслужил. Я слово купеческое давал, стало быть, исполнить должен. И ты себе на носу заруби: коли слово дал — держи! Кровь из носа — держи! Тогда люди тебе верить будут и уважать тебя станут. И под слово твоё и товар тебе в долг дать могут али другое чего. Понял ли?
— Понял, дядя Аникей.
С приходом Мишки у купца дела пошли веселей. Подвёл парень итоги за один месяц, за другой — выросла прибыль-то.
А через два месяца купец сказал озабоченно:
— За товаром ехать надо, пока тепло и реки полноводны. Подсобки-то уже пустые, сам видишь — весь товар в лавке выложен. Ежели один в лавке останешься, сдюжишь ли?
— Цены знаю, отмерять могу, счёту обучен. Справлюсь, дядя Аникей.
— Боязно. Вишь — Бог детей нам не дал, супружница здоровьем слаба, ей бы с домашним хозяйством справиться, а в лавке и опереться не на кого, окромя тебя.