Ускользающая чистота. Сборник ранних рассказов

Музыкальные диски в машине обновляются не очень часто, поэтому некоторые песни без содрогания слушать становится невозможно – уже по сто раз прокручено. Но и выбросить диск тоже как-то жаль – а что слушать потом? В тишине ехать, особенно ночью, занятие тоскливое. Уснуть можно, засмотревшись на убаюкивающе равномерно мигающие белым в свете фар прерывистые полосы дорожной разметки.

Странно, кстати, вот на починку дорог денег частенько не находится, а чтобы на них краской нарисовать разное – пожалуйста. И в знаках дорожных тоже недостатка в нашей стране почему-то никогда нет, знаков этих всегда с избытком. Почему так? Из логичных ответов в голове обозленного и уставшего ночного водителя возникал только один вариант: потому что от качества дороги гаишным людям выгоды никакой, даже наоборот, а вот разметка и глупо и

Примерно такие мысли крутились в голове человека в 3 часа 12 минут ночи на трассе где-то между Уфой и Москвой. По крайней мере про “отдых в приятных местах” была точно именно та мысль, сразу после которой раздался резкий удар где-то справа внизу, и машину стало ощутимо и все сильнее тянуть на обочину. Руль вырывался из рук, бил в сжатые ладони и грозился оторвать напрочь все моментально побелевшие от напряжения пальцы. Независимо от сознания нога отпустила газ и в этой тряски и напряжении пыталась нащупать тормоз. Равномерный шум шин о дорогу куда-то исчез, сменившись неприятным шлепанием. А еще в голове не осталось мыслей! И сон исчез вмиг! Здорово, да?

Когда у вас лопается шина на скорости больше 120 километров, машина останавливается не сразу, поверьте. И сколько времени после этого требуется на ее остановку вы тоже вряд ли скажете с точностью до десяти секунд, кажется будто прошло достаточно много времени. Не часов, а именно времени – большого куска пустоты вне суетливых мыслей-мух и в то же время пустоты в которой живут мысли-искры. Эти последние оставляют след примерно такой же как метеоры в августовском небе – то едва заметные и короткие, а бывает что и искрящиеся, толстые, разваливающиеся как вспаханная только что полоса чернозема. А когда опасность проходит (особенно если ты при этом еще остался жив и в целом невредим) обычный калейдоскоп осколков слов и разного недодуманного возвращается в голову и все продолжается. Правда обычно не сразу, а через некоторую прослойку из одной экспрессивной фразы, которая в разных культурах звучит по разному. Москвич начала 21-го века выдохнул из себя 3 слова, которые в переводе на печатный могли бы звучать как “черт побери!” И в общем-то, его можно извинить – только что остался жив и машину даже не разбил-не перевернул.

Как вы думаете, почему человек сразу после аварии выскакивает посмотреть что у него там произошло? Меркантильно оценить ущерб собственной машины? Понять сколько силы вкладывать в удар по лицу шибанувшего его водителя (если просто вмятина на двери, то до синяка, а если стойка пошла, то можно и нос сломать!) С внутренней радостью осознать “а моя-то покрепче будет, у него вон какая вмятина, а на моей царапинка едва заметная”. А может просто любопытство? Кто его знает, наверное все это возможно, да и еще что-нибудь тоже… А вот что точно верно, это елси вы курите, то как только вы выходите (на своих ногах) из пережившей аварию машины, попасть сигаретой в рот будет очень непросто. Хотя попытки добыть огонь трясущимися руками и потом попасть сигаретой в трясущиеся губы помогают справиться со стрессом (наверное единственная польза сигареты)

Дрожь улеглась наконец, начал чувствоваться холод. Зима все-таки. Редкие машины гудящие в обоих направлениях не очень доверяют включенной в ночи аварийке – мало ли какая банда там ожидает доверчивую жертву. Если машина не перевернута, не горит или около явно не валяется окровавленный и желательно обезглавленный труп – вряд ли кто остановится. Но и советами хоть не донимают – тоже плюс! Сколько там времени? Три-пятнадцать, как в присказке. Не мерзнуть же в этих степях, надо справляться.

Балонный ключ, запаска (слава Богу полноценная, а не докатка), домкрат. Жаль перчаток никаких, руки очень мерзнут, а болты прикипели. Видимо хозяин никогда не менял колес, даром что машина чужая. Пришлось повозиться – сложно упор найти в пусть промерзшей но все же нетвердой придорожной грязи. И почему он не носит перчатки – рук вообще не чувствуется! Пришлось залезать отогреваться в машине пару раз. Но все получилось, хоть и времени на смену колеса ушло очень много. Все, можно ехать. Печку на полную, завернуться поплотнее в тоненькую курточку – хоть какое-то дополнительное тепло – и можно мчаться, наверстывать потерянное время.

Иногда мне кажется что приборов в машине в целом избыточно много. Наверняка они кому-то нужны, но особого смысла в тахометре, когда машина с автоматом, я не вижу. Равно как и в не имеющих особой ценности кроме удовлетворения мальчишеского любопытства показаниях компьютера о расходе топлива на сто километров или пройденного за день пути. Действительно полезными остаются спидометр для предотвращения излише скорого обогащения клана гаишников, и данные о количестве оставшегося бензина. Последнее обычно делают незаслуженно мелким и скрывают где-то в уголке экрана. А жаль, иногда это действительно очень выручает. Правда не тогда, когда мотор начинает неприятно задыхаться. Внутри все сжимается. Не так, конечно, как если бы вы были пассажиром или пилотом самолета и услышали подобные звуки на высоте километра в три над землей, но все равно – не-при-ят-но. Но это вскоре проходит, шум мотора сменяется шелестом шин об асфальт, который кажется нежным и даже приятным на слух. Когда еще доведется услышать такое, если мотор не заглохнет. Интересно, на электромобиле такие же ощущения? Тишина? Скорее бы переходить на электрические двигатели! Тогда бы точно завершение запаса бензина в баке не приветствовалось такой отборной руганью, как звучала сейчас в салоне многострадальной путешественника из Башкирии в Московию. Хоть толкать машину на обочину не пришлось – докатилась сама.

А теперь время занимать униженные позы и размахивать руками в надежде разжалобить хоть кого-то из мчащихся навстречу водителей управляющих бензиновыми механизмами. Толку от дальнобойщика в котором проснулись искорки воспоминаний о взаимовыручке среди дорожного братства сегодня не будет никакого – дизельное топливо не его случай, а на буксире машину с автоматической коробкой тащить – лучше сразу ее тут же и выбросить. А я говорил уже, что на улице прохладно не по-июньски потому что на календаре как раз себе январь? Вот и представляете, какой получится танец? А теперь в голове еще вырисовывается картинка о том, как сядет аккумулятор от мигающей аварийки, как он замерзнет насмерть на своем сидении, как его тело найдут в чужой машине и не поверят написанной от руки доверенности и сдадут в публичный морг (интересно, есть в радиусе 300 километров хоть один морг, или при такой температуре он легко дохранится до весны и на улице?) Нет бы расслабиться и наслаждаться моментом, нет же! Человек завсегда найдет о чем паршивом подумать.

Тормозит? Не верю ушам и глазам…

С гулким воем и скрежетом метрах в ста за его машиной к обочине прижался и по-новогоднему заморгал аварийных десятком лампочек по всему корпусу красно-белый фургон. Из правой двери на землю плюхнулся человек в сапогах и телогрейке и неторопливо направился к его, кажущейся Окой перед Хаммером машинке.

– Загораем, командир?

А то не видно.

– Да уж загорел кажется, полчаса, может больше тут прыгаю

Человек Из Большой Машины останавливается метрах в пяти не доходя, с прищуром смотрит на насквозь замерзшего неместного водителя в тонкой синей курточке, с глубоко засунутыми в карманы джинсов руками и пытающегося поглубже втянуть голову в воротник. Видно и впрям давно тут прыгает. Тут водитель дайльнобойщик разворачивается боком и во всю глотку орет – “Сирёёооонь! Слышь, Сиирёёооонь!” И начинает расстегивать ширинку.

Наверное это чудо, как сквозь шум работающего двигателя можно расслышать еще что-то, но слышится шлепок закрываемой водительской двери и вскоре приближается его напарник.

– Чё случилось-то?

И подождав, пока закончит выписывать свое имя на снегу товарищ, и освободит руки от застегивания молнии, повторяет его действия.

Рассказ не был насыщен деталями о том как именно вышло то, что бензин кончился в таком неудачном месте. Скорее он изобиловал эпитетами, выражающими отношение горе-водителя к этой ситуации в целом, а также к отвлеченным от повседневной жизни понятиям как родина, страна, президент, дорожные рабочие, нефтяники и их добрые матери. Ну и еще всякое. Дальнобойщики кивали без улыбки, присвистывали, понимающе поддакивали, произнося что-то типа “ну ничего ж себе, ну ты дал, эк тебя”. Где-то в середине рассказа железный прут типа монтировки переместился из рук второго водителя в его правый сапог. Интересно, часто им приходится махать такими вот железными прутами, или это все же “оружие устрашения”?

Когда поток эмоционально произносимых слов пошел на убыль, тот дальнобойщик, который был обозначен словом “сирёооонь” радостно растянул губы в добродушной и грубоватой улыбке, открыв ночным башкирским звездам золотой резец и дырку на месте одного из коренных зубов:

– Ну, короче, повезло тебе, паря! Причем сильно! Если б Сане спросонья отлить немедля не приспичило – хрена б мы тут затормозили. А еще, так тебя развудаль, есть у меня канистра бензина. Себе слил, но помогём те – человек же. Да и хрен те кроме нас тут кто остановится да бЕнзина даст в такое время. А до утра ты точно двинешься в такой одежде.