Ускользающая тень
Шрифт:
– Я его Должница, – отвечаю я.
Гендак оглядывается на магистра, потом вновь поворачивается ко мне.
– Сейчас я назову одно имя, а вы скажете, знакомо оно вам или нет.
Киваю. Голова сама собой падает на грудь.
– Белек Аспа.
Что-то смутно знакомое, но было это очень давно, даже припомнить не могу когда. Качаю головой.
– Вы уверены? – настаивает Гендак. – Ваш хозяин не упоминал этого имени в вашем присутствии? Он вам доверяет. Ледо наверняка не боялся обсуждать секретные дела в вашем присутствии.
Теперь мне и самой любопытно. Даже отваживаюсь уточнить:
– А кто такой Белек Аспа?
– Вопросы здесь задаю я, – парирует Гендак.
И продолжает допрос. Спрашивает о численности эскаранских войск и дальнейших планах моих хозяев, интересуется заклинателями камня, чернокрылками и источниками энергии, на которой работает наше оборудование. Хочет узнать поподробнее о нашем сотрудничестве с краггенами и йа-йин, о шахтах, технологиях, производстве оружия. Допытывается, как эскаранцы относятся к гурта, и тут же меняет тему и заводит речь о наших приграничных укреплениях. Потом – о конфликтах между Плутархами и политических интригах. Но у меня создаётся впечатление, что магистр утратил интерес, как только я призналась, что не знаю, кто такой Белек Аспа. С каждой минутой вид у почтенного старца становится всё более скучающим.
А Гендак всё закидывает меня вопросами. Вру снова и снова, называю не те места, подтверждаю их заблуждения относительно нас, а то и вовсе изображаю незнание. Удивительно, как мало они о нас знают. Но ещё хуже то, что рядовому эскаранцу известно о врагах ничуть не больше. Писец фиксирует каждое слово. Ничего полезного гурта так и не узнали, но к концу допроса все довольны. Ещё бы, получили ценнейшие сведения, будто своими глазами заглянули в стан врага. Действие наркотика к тому времени полностью заканчивается, и я окончательно выхожу из полусонного состояния.
Магистр удаляется, бросив на Гендака торжествующий взгляд. Писец торопится следом. Гендак тяжело откидывается на спинку кресла, бледно-серые глаза полны печали. Мы остались одни. Любопытно, как он себя поведёт.
– Это вовсе не моя идея, – произносит Гендак. – Я был против.
Молчу.
– На самом деле я добрый человек, Орна. – В голосе Гендака звучит что-то похожее на мольбу. – Я мирный учёный. Хотел, чтобы вы поняли, что не надо видеть в каждом гурта врага. Боюсь, теперь не смогу вас в этом убедить.
Снова не отвечаю. И не отвечу. Чего он от меня хочет, чтобы пожалела его? Проявила понимание? Простила, чтобы Гендака потом совесть не мучила? Не дождётся. Может, он и добрый человек. Но будь у него хоть какое благородное сердце и сострадательная душа, это ничего не меняет. Он может быть просвещённым человеком или многодетным отцом, без памяти обожающим своих детей. Возможно, Гендак и правда хочет до меня достучаться. Но при всём при этом он остаётся поганым гурта, так что я с радостью прикончила бы его на месте и била бы, пока рука не устала.
– Скоро вы предстанете перед Старейшиной, – говорит Гендак, словно сам с собой. Встаёт и направляется к двери, собираясь позвать охранников. – Считайте это большой честью.
Вероятно, Гендак думает, что я ещё не вышла из сонного состояния и не слышу его слов. Или всерьёз возомнил, будто я не догадываюсь, что меня ждёт. Полагаю, Гендак хочет таким образом попрощаться со мной. До меня доходили слухи. Прекрасно знаю, какую честь он имеет в виду.
Гурта решили, что использовали меня на все сто процентов, и теперь полезность моя исчерпана. Меня отправят в подвал и закуют в цепи вместе с другими несчастными. То-то Старейшина обрадуется. Ещё бы, женщина из Кадрового состава. Что-то новенькое.
За мной придут на следующий оборот. Если к тому времени не успею сбежать, я погибла.
Прямо из кабинета Гендака меня ведут в столовую. Недавно нас начали кормить перед сменой, а не после неё и не в перерыве, как раньше. Опять эти их штучки, как же меня это бесит! Хотят посмотреть, как это отразится на нашей работоспособности, или на состоянии здоровья, или ещё на чём-нибудь. Впрочем, не знаю, для чего гурта всё это устраивают. Может, вообще просто так, безо всякой цели. Но мне плевать. На следующий оборот это уже будут не мои проблемы.
Как обычно, сажусь рядом с Фейном. Тот сразу понял – что-то случилось. Рассказываю про допрос. Подходит Чарн и тоже пристраивается рядом, жадно откусывая от буханки лишайникового хлеба. Через некоторое время к нам присоединяется Нерейт – почувствовал, что разговор важный, и не хочет ничего пропустить. Теперь Нерейт и Чарн много времени проводят с Фейном и со мной, старых приятелей совсем забросили. Те, должно быть, гадают, с чего бы это.
– Пора бы кое-что прояснить, – начинает Чарн.
– Что именно?
– Как это – что? Ты, между прочим, так и не рассказала, какой у тебя план, а Старейшина уже на следующий оборот приедет. Тогда мы и должны убежать, так?
Чарна этот вопрос беспокоит с тех пор, как я вернулась из разведки. Я каждый раз ухожу от ответа, а Чарн только сильнее бесится.
– Да скажи ты хоть что-нибудь, мы всё-таки из-за тебя жизнью рискуем! А значит, имеем право знать.
– Я ни от кого ничего не требую. Хочешь – оставайся, – предлагаю я.
– Только дурочкой прикидываться не надо! – рычит Чарн, тыча в меня пальцем. – К примеру, я. С меня охрана глаз не спускает. По нужде не могу сходить без сопровождения. Если куда-то денусь – сразу заметят!
– Всё продумано, – успокаивающе произношу я.
– Это ты уже говорила! Что за секреты такие?
Смотрю на него спокойным и твёрдым взглядом.
– От успеха нашего плана зависит жизнь четырёх человек, и моя в том числе. Когда-то осторожность сослужила мне хорошую службу. Не волнуйся, перед сменой скажу, что нужно делать, и всё пройдёт как надо.
– Думаешь, один из нас всех передаст? – уточняет Фейн.
– Предаст, – поправляю я. – Такую возможность исключать нельзя.
– Сама, значит, осторожничаешь, а мы должны тебе на слово верить, – заныл Чарн.