Ускользающие тени
Шрифт:
Но ее муки усиливались от сознания того, что Уильям находится совсем рядом, и Сара едва сдерживала свое желание повидаться с ним. В письме он сообщил, что намерен присутствовать при крестинах Луизы в Холленд-Хаусе, на которых крестным отцом должен был стать сам лорд Холленд, и только страстными мольбами не расстраивать ее Саре удалось заставить Гордона остаться дома.
«Но она мое дитя!» – возражал он в ответном письме.
Сара поверяла свои скорби дневнику:
«Как я ненавижу себя за то, что только я одна являюсь причиной страданий двух невинных душ. Лорд Уильям
Все это было правдой. Чарльз любил ребенка, как своего собственного, осыпал малютку подарками, все время, пока оставался дома, проводил в ее детской. Однажды Сара застала его в то время, как Чарльз качал люльку, напевая колыбельную, и эта картина поразила ее, как удар плетью. Она изо всех сил презирала себя, ибо даже теперь не переставала думать о Уильяме Гордоне и по-прежнему обожала его.
После родов ей пришлось пролежать несколько недель, принимая родственников и немногих оставшихся у нее друзей. После Нового года она окончательно окрепла и, не в силах больше видеть несчастного Чарльза, собрала вещи и уехала с Луизой в Суффолк, оставив мужа в доме в Приви-Гарден. Но, разумеется, к отъезду ее побудили не только страдания мужа. В Бартоне, вдали от любопытных глаз, она могла беспрепятственно встречаться с Уильямом. Страсть, которая не успела окончательно угаснуть, разгорелась с новой силой. Во время своих тайных встреч Сара и Уильям строили планы на будущее.
– Это будет всего лишь прогулка, – убеждал он. – Мы выедем прогуляться и отправимся в поместный дом герцога Дорсета, Ноул, близ Севеноукса. Герцог – мой добрый приятель, и он даст нам приют на любое время.
– Но я просто не могу вот так все бросить.
– Почему бы и нет?
На это было трудно возразить, к тому же теперь, через два месяца после рождения ребенка, их влечение друг к другу вновь усилилось. Пара почти все время проводила в доме Уильяма, не в силах расстаться даже на ночь.
– Нельзя пренебрегать такой любовью, как наша, – умолял Уильям, и его лицо, покрытое романтической бледностью, становилось еще бледнее. – Боже мой, Сара, я скоро сойду с ума! Нам суждено провести остаток своей жизни вместе, а ты все еще цепляешься за своего мужа.
Само тело Сары жаждало его. Ее душа стремилась к душе Уильяма, но только убеждение в том, что ее исчезновение прекратит муки сэра Чарльза, наконец заставило Сару изменить мнение. 19 февраля 1769 года она сообщила слугам, что отправляется на прогулку, ушла и не вернулась.
Это был последний раз, когда она видела свой супружеский дом. Лорд Уильям Гордон ждал ее на перекрестке в закрытой карете. Не взяв с собой даже запасную одежду, оставив ребенка на попечение горничной, Сара бросилась в объятия любовника, и карета плавно покатила в сторону Кента, к новой жизни развращенной, но счастливой женщины, преданной плотскому греху.
Если бы Сара Банбери думала, что их побег совершится легко и просто, она вскоре бы испытала сильное разочарование. Через два дня после побега в Ноул нагрянула сестра Сары, леди Луиза Конолли, чей экипаж мчался по аллее так, как будто его кучером был сам дьявол. Сара узнала, что она должна немедленно вернуться в Холленд-Хаус,
Именно этого Сара и боялась, ибо любила своего ребенка и собиралась послать за ним, едва установится погода. Но теперь, независимо от того, была ли история с болезнью ребенка простой выдумкой или Луиза сказала правду, Сара не решилась подвергать дочь такому риску. Лорд Уильям Гордон мрачно смотрел вслед удаляющемуся экипажу Сары, которая возвращалась в Холленд-Хаус, где за малышкой уже ухаживал сэр Чарльз.
Вся семья собралась в библиотеке – такими суровыми Сара еще никогда не видела своих родственников. Здесь сидели лорд и леди Холленд, рядом с ними поместился Томас Конолли, специально вызванный из Ирландии, позади сидели Сте со своей женой леди Мэри и Чарльз Джеймс Фокс, отчаянно старающийся сохранить на лице серьезное выражение. Только двое родственников отсутствовали на фамильном сборище – герцог Ричмондский и Прелесть, но их отсутствие вскоре объяснилось.
– Герцог слег от переживаний. Своим отвратительным поведением ты убиваешь всех нас, – сделала решительный ход Кэролайн.
– Как мой ребенок? – ответила вопросом Сара. —
Его здоровье для меня важнее всего прочего, даже здоровья моего брата.
– И поэтому вы бросили свою дочь? – сердито осведомился Томас Конолли, гораздо более обеспокоенный усталым видом жены, нежели всем происходящим.
– Это была вынужденная временная мера. Я собиралась послать за ней.
– Это вы говорите сейчас, но я сомневаюсь, что в ваших словах есть хотя бы частица правды.
– Вы сомневаетесь в моих словах? – оскорбленно спросила Сара.
– Да, – отрезал Томас и сердито отвернулся, уставившись в окно и теребя подбородок.
– Ладно, что сделано – то сделано, – впервые за все время вмешался лорд Холленд. – Гораздо важнее поговорить о будущем. Сара, каковы твои намерения?
– Жить с Уильямом Гордоном и ребенком – нашим ребенком, которому по праву надлежит быть с нами.
– Стыдись! – вспыхнула Кэролайн. – Сэр Чарльз был более чем добр к тебе. Неважно, какой была его вина, но он вел себя достойно на протяжении всей твоей постыдной связи.
Это замечание вызвало общий ропот согласия, и даже Чарльз Джеймс кивнул:
– Это верно, Сара.
– Я знаю, – ответила она. – Он действительно самый снисходительный муж на свете. Но именно ради него я должна его покинуть. Остаться с ним – значит погубить всю его жизнь, поэтому я предоставила ему возможность жить одному.
– А что будет с Луизой? – спросила леди Мэри Фокс с любопытством и добродушием. – Наверное, ее жизнь будет более счастливой при замужних родителях, чем при греховных любовниках.
Сара с достоинством повернулась к ней.
– Я уверена, леди Мэри, что жизнь ребенка, возвращенного к своим настоящим родителям, людям, которые любят друг друга и свой плод, будет гораздо более счастливой, чем у ребенка, выросшего в семье, где супруги друг друга ненавидят. Ибо, уж можете мне поверить, хотя сейчас я не испытываю ненависти к сэру Чарльзу и он относится ко мне соответственно, эти чувства не преминут вскоре появиться у нас, вынужденных лгать изо дня в день.
Наступило молчание, затем лорд Холленд с расстановкой произнес: