Ускользающие тени
Шрифт:
— К чему отсрочки, Сара? Неужели твой брат способен устроить скандал?
— Нет нет. Просто я буду чувствовать себя лучше, если он окажется подальше отсюда.
— Разве я настолько отвратителен ему?
— Он просто беспокоится о наших финансах — вот и все.
— В этом беспокойстве он не одинок, — мрачно ответил Донни.
— Гораздо важнее сейчас то, как прореагировала твоя семья. Могу себе представить их ужас при мысли о том, что ты связываешь свою жизнь с женщиной такой репутации, как моя.
— Напротив, они в один голос заявили, что я достаточно стар и безобразен, чтобы знать, что делаю, и пожелали
— Какое облегчение! — с чувством произнесла Сара. — Вся беда с моими родственниками, а также некоторыми из друзей состоит в том, что. они слишком прагматичны. Их божество — деньги.
Донни улыбнулся, и его ястребиное лицо оживилось.
— Я бы с удовольствием стал приверженцем той же самой религии, но трудно поклоняться божеству, о котором и понятия не имеешь.
— Стоит нам завести разговор о деньгах, и мы в конце концов поссоримся, — предупредила его Сара и невольно добавила: — Почему бы нам не пожить недельку в Лондоне, в городском доме леди Элбермарл? Это было бы забавно. Мы могли бы даже побывать в театре.
— Согласен! — воскликнул Донни, такой же порывистый, как его невеста. — Если ты не захочешь выйти за меня замуж, мы, по крайней мере, будем спать под одной крышей.
— И под одним одеялом?
— Это следует обсудить.
Они прибыли в Лондон в середине июня, когда установилась погода, но оба, подолгу прожив на деревенском просторе, оказались совершенно неподготовленными к зрелищу тесных лондонских улочек, грязных и шумных.
— Неужели мне когда-то нравилась эта толчея? — почти пораженно спросила Сара.
— Тогда ты была моложе,
— Не напоминай об этом!
Они рассмеялись тому, что, несмотря на разницу в возрасте, Донни совершенно пленила женщина, которую он считал воплощением всей привлекательности и таинственности женского рода.
— Думаю, мы должны по крайней мере одну ночь провести в гостинице в Кенсингтоне, — уверенно заявила Сара. — Мне бы хотелось, чтобы ты увидел Холленд-Хаус прежде, чем мы уедем.
— Дом твоего девичества?
— Да. Донни, это было великолепно, мы, молодежь, так чудесно проводили время! Сколько воспоминаний хранят стены этого дома!
— Ты говорила, сейчас дом сдают?
— Да, и, по-видимому, так будет продолжаться, пока бедный малыш Генри Холленд не подрастет.
— Почему бы нам не навестить живущих в этом доме?
— Когда я в последний раз приезжала сюда, лорд Розбери уклонился от встречи. Поэтому мы лучше посмотрим дом издалека.
— Что ж, я готов бросить ему вызов, если ты только пожелаешь.
— Нет, дорогой, конечно, нет.
— Тогда пусть так и будет, Сара. Но знай, я готов ради тебя восстать против целого мира.
Он любил ее так, что это становилось мучительным испытанием, и Сара поцеловала жениха.
— Неужели кто-нибудь когда-нибудь любил так же, как мы?
— Никогда, испокон веков, — ответил Донни, зная, что только перенесенные ими несчастья, все беды и жестокость жизни заставляют почувствовать сладость их преданности.
Охотно и с чувством облегчения Сидония стала проводить ночи и вечера в квартире наверху. Она полагала, что нет ничего особенного в том, что она постоянно находится рядом с человеком, за которого собирается выйти замуж. Но в реальности она также искала убежища от своей боязни остаться одной в темноте в
Да, по ночам она могла чувствовать себя в безопасности, но помимо этого оставались дневные часы, которые пугали Сидонию. Ее драгоценные клавикорды со спрятанным внутри письмом Георга III еще стояли в музыкальной комнате, и, хотя по сути дела Сидония уже жила у Финнана, сама ее профессия заставляла ее ежедневно возвращаться домой.
Курс лекций Финнана подходил к концу, основные вопросы исследований в Канаде были выяснены. Тем не менее, время от времени он задерживался в больнице до поздней ночи, и в таких случаях Сидония была особенно рада возможности пораньше закончить упражнения и подняться в верхнюю квартиру на остальной вечер. Иногда она звала в гости Дженни, иногда просто смотрела телевизор, но в большинстве случаев просто расслаблялась в уютной атмосфере квартиры, ложилась в постель и чувствовала рядом незримое присутствие Финнана.
Но сегодня, в перспективе предстоящего концерта в Уигмор-Холле, который Род устроил после того, как перечитал последние французские газеты, Сидония знала, что должна заставить себя упражняться до восьми часов, до прихода с работы ее соседей. Как назло, мысль о том, что Финнан в Эдинбурге и не вернется до завтрашнего утра, накрепко засела в ее голове, пока Сидония оставалась в музыкальной комнате, пытаясь не думать о том, что в четыре часа уже стемнеет.
Как и большинство лондонских парков, Холленд-Парк закрывался в сумерках, но аллея Холленд оставалась открытой, и Сидонию била дрожь при мысли о том, что только сад отделяет, ее от аллеи, где сейчас, возможно, бродит кто-то, ожидая возможности проникнуть в музыкальную комнату, как прежде. Забыть о своих беспокойствах, позволить музыке захватить ее до такой степени, что она не сможет думать ни о чем, кроме своей игры, в этот вечер казалось безнадежным делом. По спине Сидонии пробежали мурашки, отвратительное чувство вызывало в ней настоящее оцепенение. Решив не поддаваться ему, пока не придет нужное время, Сидония отправилась на кухню, приготовила себе кофе и вдруг обнаружила, что ей невыразимо трудно спуститься вниз по лестнице в музыкальную комнату.
— Я когда-нибудь рассказывал тебе о своих встречах с графом Алексеем Орловым? — произнес Донни.
— Любовником Екатерины Великой? Нет, не рассказывал.
— Мне довелось побывать в Санкт-Петербурге по делам службы, и однажды за ужином я познакомился с этим человеком. Видишь ли, я достаточно высок — шесть футов два дюйма, но рост графа оказался настолько внушительным, что я едва достигал головой его плеча. Он настоящий великан.
— Несомненно, это впечатлило мадам императрицу.
— Неужели ты способна на такие недостойные шутки?
— Вполне.
— Ах ты проказница! — воскликнул Донни и притянул ее к себе.
Леди Элбермарл одолжила им один из своих экипажей, но пара отказалась от услуг кучера и в большинстве случаев сидела рядом на козлах, а вожжи покоились в крепких руках капитана Напье. Пара покинула Лондон вчера утром, провела чудесную ночь в гостинице близ деревни Кенсингтон и теперь, поздним днем, направлялась повидать Холленд-Хаус — тайно и с почтительного расстояния.