Услышь голос сердца
Шрифт:
— Что именно ты подумала? — спросил он, поворачивая к себе ее лицо.
— Эллиот, я должна кое в чем признаться. Он заглянул ей в глаза.
— Боже милосердный! В чем? — прошептал он, не смея даже предположить, какие новые испытания уготовила ему судьба.
— У меня никогда не было любовника, — чуть помедлив, ответила Эванджелина, — но я хочу тебя, очень хочу.
— И ты собираешься сделать это теперь? — Серые глаза Эллиота пытливо и не слишком нежно смотрели в ее глаза. — Собираешься завести любовника?
Эванджелина не могла не заметить раздражения, появившегося в его голосе.
— Да, — откровенно призналась
Эллиот отвел глаза от ее лица, вглядываясь в какую-то дальнюю точку на горизонте.
— Я надеялся стать кое-чем значительно большим, чем любовник, Эванджелина. Мне не по душе слишком холодное определение наших… — замялся Эллиот, которому тоже не хватало слов. Он показался ей вдруг обиженным и сердитым.
— Слишком холодное? — удивилась Эванджелина, медленно покачав головой. — Я хочу тебя, Эллиот, и уверена, что ты об этом знаешь. Ты нравишься мне гораздо больше, чем следовало бы. Но я не хочу вводить тебя в заблуждение. Я не ищу мужа. Думаю, что и ты не ищешь жену.
Эллиот кивнул, обиженно поджав губы.
— Наверное, у меня отсутствуют качества, позволяющие стать хорошим мужем.
Боль и отчаяние, прозвучавшие в его голосе, ранили ее в самое сердце. Мысли лихорадочно метались в голове. Что делать?
— Эллиот, ты неправильно меня понял. Мои желания не имеют никакого отношения к тебе. Ты мне нужен, но у меня есть обязательства, большинство из которых я даже не могу тебе объяснить, — сказала она наконец. Но тут способность рассуждать покинула ее, потому что Эллиот снова принялся ее целовать.
Почувствовав его губы, нежные и теперь такие уверенные, на своих губах, она пожалела о своих словах, о своей нерешительности и, по сути, о каждом своем решении, принятом на основе ее жизни за последние десять лет. Он упрашивал, уговаривал, умолял своим поцелуем, и она, чувствуя, как слабеет, поддаваясь на эти мольбы, прижалась к его напряженному телу. Его прикосновение действовало, как миндальный ликер — крепкий и дурманящий. Ее возбуждал его запах: смесь мыла, сигар и еще чего-то особенного — одним словом, запах мужчины. Эванджелине хотелось, чтобы он взял ее, сейчас же, на мягкой, душистой траве, пока она не пришла в себя и к ней не вернулась способность здраво мыслить. Это было очень похоже на сон, который в последнее время часто снился ей.
— Прошу тебя, сейчас! — едва слышно прошептала она, не отрываясь от его губ.
Простой акт совращения Эллиот возвел в степень подлинного искусства. Она понимала, что никогда не сможет устоять перед ним, побороть свою страсть или пренебречь тем, как ее тело жаждало обещанного им наслаждения. Она была полностью в его власти, он мог заставить ее сделать что угодно, и она с радостью подчинилась бы этому человеку, которого безумно полюбила.
Она вдруг почувствовала, что он теряет над собой контроль. Его язык стал агрессивен, он снова и снова глубоко погружался внутрь ее рта, и ритмичность этих движений заставляла ее желать большего. Всего. Точным, плавным движением он задрал ее юбки, его пальцы скользнули в самое интимное средоточие ее женственности, исследуя, умоляя, поглаживая до тех пор, пока там не стало скользко и влажно от желания. Эванджелина поняла это, хотя ощущения были ей незнакомы.
И все это время язык Эллиота продолжал свои безжалостные вторжения в ее рот. Эванджелина уцепилась за него, чтобы не упасть, потому что у нее подогнулись колени. Она хотела, чтобы произошло все, что он мог бы предложить.
Она запрокинула голову и заглянула ему в глаза, хотя в темноте они казались темными и непроницаемыми.
— Прошу тебя, Эллиот! — умоляла она, дрожа и задыхаясь. — Ну пожалуйста!
Он заглянул ей в глаза и продолжал свои манипуляции, пока ее тело не изогнулось, прижимаясь к нему и требуя большего. Тогда он остановился, несмотря на ее протестующий стон, и осыпал поцелуями ее щеки. От легкого прикосновения языка к мочке уха огонь пробежал по всему ее телу, и желание вспыхнуло с новой силой. Ощутив его дыхание на влажном виске, она поняла, что он умышленно дразнит ее, доводя до безумия.
— Приходи ко мне сегодня ночью, Эванджелина, — вкрадчиво прошептал он. — Если ты хочешь любовника, если ты уверена, что это действительно то, что тебе нужно, приходи ко мне, и ты получишь все, что нужно, а потом посмотрим, кто и о чем будет умолять. — С этими словами он отпустил ее, быстро пересек террасу и скрылся за дверью.
Когда Эллиот стремительно прошел через холл и стал подниматься по центральной лестнице, ведущей в спальни членов семьи, часы пробили десять. На площадке он остановился, прислушиваясь. Несмотря на болезненную пульсацию между ног, он услышал какой-то неясный шорох в коридоре. Он напряг слух. Пожалуй, это было слабое шуршание шелка. Это его озадачило. Он замер на месте и увидел в коридоре Этьена Ленотра, который, спустившись по башенной лестнице, крадучись шел по коридору. Эллиот пришел в ярость, ожидая, что граф свернет направо, в комнату Эванджелины. Он, пылая гневом, уже приготовился преградить ему луть. Но граф, одетый в длинный домашний халат из темного щелка, повернул налево и, на мгновение задержавшись перед предпоследней дверью, без стука вошел внутрь.
Силы небесные! Значит, вот как обстоят дела? У графа де Щалона любовная связь с Уинни Уэйден! Немудрено, что Гас относится к этому человеку с некоторым недоверием. Эллиот чуть не фыркнул, покачав головой. Следовало признать, что Уинни красивая женщина и весьма привлекательная для мужчины, которому по вкусу женщины самоуверенные, полненькие и лет на десять старше. Однако облегчение, которое он почувствовал, узнав, куда именно направлялся де Шалон, ничуть не уменьшило мучившего его страстного желания.
Годфри Мур, барон Крэнем, пробирался по темным вонючим улицам между Фицрой-сквер и Сент-Марилебон. Ливень перешел в мелкий моросящий дождь. Несмотря на холод, Крэнем из осторожности оставил экипаж. По правде говоря, ему нередко приходилось проделывать этот путь пешком, чтобы не привлекать к себе внимания, но сегодня преодолеть это расстояние было совсем не легко. Недавняя болезнь подкосила его, но он все-таки нашел в себе силы, чтобы послать проклятие в адрес Эллиота Армстронга, пожелав ему гореть в аду.
В самом центре Портленд-плейс проезжавший мимо фаэтон обдал его грязной водой из лужи, насквозь промочив длинный плащ Крэнема. Бормоча ругательства, барон вновь поклялся отомстить и, тяжело опираясь на трость, прошел еще примерно полмили, а затем свернул в переулок, в который выходила задняя дверь апартаментов, где проживала Антуанетта Фонтэйн. Конечно, представители властей уже обыскали ее жилье, однако вполне возможно, они что-нибудь упустили. Что-нибудь такое, что могло бы пригодиться для осуществления его плана мести.