Услышь моё молчание
Шрифт:
– Как ты вообще с ними связался?
– Обстоятельства так сложились. Деньги понадобились срочно. Очень большие. Приятель посоветовал обратиться к Артуру, тот искал охранника.
– Ты хоть понимаешь, что выбрал билет в один конец? Ты теперь свидетель, Стас.
– Понимаю, но кто тебе сказал, что я так просто сдамся? — чуть наклонившись вперёд, прошептал Стас, заглядывая в глаза Германа. — Я вытащу нас обоих. Потерпи немного ещё. Сколько ты у Артура?
– Почти полтора года, Стас. Катастрофически долго. Тебя теперь не выпустят?
– Пока Удав не измажет в дерьме и крови по самые уши, ходу мне из вашей виллы нет. Об этом этому мудиле и говорить было не нужно. Я ведь не мальчик, сам всё понял. Значит, уходить надо будет раньше.
– Если бы у меня была возможность связаться с нужными
– Выберемся, парень. Нам жить надо. Тебе, потому что ни хрена ты в жизни ещё не видел, а мне… Да и я теперь умереть не могу, есть ради кого жить.
За запертой дверью послышались голоса, Стас приложил палец к губам и встал, отвернувшись к окну. Герман понимающе кивнул головой, повернулся на бок и накрылся тонким одеялом. У него в душе начала потихоньку воскресать надежда, и нужно было взять себя в руки, чтобы не показать никому, что что-то изменилось. В комнату вошли несколько человек. Одним из них точно был Артур, его он даже по шагам уже узнавал, вторым невысокий пухлый дяденька с начинающейся лысиной и в очках в тонкой дорогой оправе. Он представился Иннокентием Вениаминовичем. С деловым видом он посветил в глаза своему пациенту, проверил пульс и сказал Артуру, что можно смело забирать его домой. Домой. Герман едва не засмеялся, вовремя подавив истерический порыв. Удав кинул на постель объёмистый пакет с одеждой, оставил его под присмотром Стаса, бросил на них обоих тяжелый холодный взгляд и вышел из комнаты вслед за своим хозяином и врачом.
По дороге все молчали, даже Игорёк сопел в тряпочку. По приезде Артур тоже ничего не сказал, и даже пальцем не тронул, как и в несколько последующих дней. Видимо понял, что перегнул палку, и его игрушка чуть не откинула добровольно концы. Теперь за Германом постоянно ходили чуть ли не по пятам, ни на минуту не оставляя одного. Хорошо, что почти всегда это был Стас и только изредка кто-то другой. Даже на чердаке произошли разительные перемены. Теперь там не было ничего из того, чем человек мог бы навредить себе. Оставшиеся стёкла со шкафов и те сняли. Что называется ни гвоздя, ни верёвки. Герман только улыбнулся, осмотрев своё обновлённое убежище. Правда, он и не собирался больше делать глупостей.
Дни шли за днями, жизнь вернулась в прежнюю колею. Рука зажила, оставив после себя тонкий кривой шрам, и Артур вновь принялся за своё. Но Герману было легче. Пока его тело использовали, его мысли были далеко. Он мечтал о том, как вернётся домой, отомстит Альбине и Артуру, поможет Стасу и… Дальше мыслей о мести дело не шло. Герман боялся даже представить, как он будет жить дальше. Жениться на Инге? Жить как прежде? Он не был уверен, что сможет. Пока ненависть к врагам удерживала его на плаву, но что будет, когда всё закончится? Нельзя вечно жить местью. Так можно попросту сгореть. Герман был уверен, что ни к каким психологам он не пойдёт. Не сможет рассказать абсолютно незнакомому человеку, который будет смотреть на него как на подопытную животинку, обо всём, что происходит с ним сейчас. Такой путь не для него. Может, он неправ в своих рассуждениях и такие специалисты чудо как хороши и что-то всё равно нужно будет делать, ведь без того, чтобы вытравить из себя всю грязь, в которой его измазали, он не сможет выжить.
– Бриллиант, упавший в грязь, всё равно останется бриллиантом, а пыль, поднявшаяся до небес, так и останется пылью, - вдруг процитировал Стас.
– Что? — очнулся Герман от своих размышлений. Они гуляли по двору, с хмурых небес сыпался первый снег, а кожу пощипывал лёгкий морозец. На улице даже дышалось лучше, чем в доме.
– Просто мысли вслух. У тебя на лице написано, о чём ты думаешь. Не надо себя презирать, парень. Ты невиноват в том, что с тобой случилось.
– Откуда такая мудрость у бывшего военного?
– У меня командир был. Отличный мужик, настоящий. Он за своих солдатиков готов был драться, спорить с начальством. Да и спорил, потому и в майорах ходил, когда другие полковничьи погоны примеряли. Так вот у него книжица была. Потрёпанная такая. Сборник китайских изречений на все случаи жизни. Он даже гадал по ней. Задумает страницу, откроет, вслепую ткнёт пальцем и… Представляешь, всегда в точку.
– И тебя приучил к китайской мудрости? — усмехнулся Герман, кутаясь в тёплый шарф.
– Приучил. И книжицу подарил… А потом погиб, прикрывая нас, - Стас поднял лицо, позволяя снежинкам падать и таять, оставляя прозрачные капельки, которые почему-то показались Герману слезами. Он неожиданно поймал себя на странном желании прикоснуться губами к небольшой ямочке на упрямом решительном подбородке Стаса, стряхнуть рукой снежинки с коротких светлых волос. Он мотнул головой, прогоняя наваждение.
– Отведи меня на чердак, Стас. Скоро должна Любочка прийти, - попросил он и направился к дому.
Герман никогда не любил лжи, и обманывать самого себя было не в его натуре. Он не был геем и ни разу в жизни не допускал мысли о том, чтобы закрутить роман с мужчиной, но… иногда с эстетическим удовольствием наблюдал за красивыми ухоженными мужскими телами. В глубине души он понимал, что, скорее всего, по природе бисексуален. Творческий взгляд Германа замечал прекрасные черты, харизму, сексуальность и в прекрасных девушках и мужественных парнях. Ему нравилось смотреть через объектив фотокамеры за людьми без гендерного деления. Иногда ему хотелось прикоснуться к упругой коже, тугим мышцам, но он не считал необходимым баловать свои странные порывы. У него были связи с девушками и до романа с Ингой. Он получал достаточно удовольствий от своей сексуальной жизни, чтобы не искать чего-то нового и неизведанного. В Англии он познакомился и подружился с молодым интересным парнем из Гон-Конга. Тай Ченг Фу был родом из довольно обеспеченной семьи. С отличным воспитанием, хорошими манерами и прекрасным внутренним миром. Тай был всегда уравновешен и спокоен как скала. Герману нравилось наблюдать за ним, когда рано поутру тот занимался комплексом упражнений. Плавные медленные движения были наполнены скрытой силой и спокойствием. Тай и самого Германа втянул в свои занятия, научив контролировать эмоции, очищать разум от излишнего волнения, мешающего мыслить. Им было безумно интересно вместе. Тай умел красиво рассказывать, делиться знаниями и мудростью предков. Он так описывал свою родину, что решил непременно побывать в Китае, да и друг приглашал.
А ещё Тай был тем первым парнем, который поцеловал Германа. Это случилось накануне его отъезда домой. Они посидели в любимом кафе, побродили по городу, а потом… Вечер, мост, лунная дорожка на водной глади… Герман даже представить себе не мог, что Тай все годы их знакомства был влюблён в него. Парень ни словом, ни жестом, ни мимолётным взглядом никогда не выдавал своих чувств до того вечера. Почувствовать мужские губы на своих губах было странно, немного дико, но совершенно не противно. Просто иначе. По-своему приятно, даже немного возбуждающе. Тай подарил ему короткий поцелуй и долгий миг молчания. А затем несколько коротких фраза, в которых было так много чувств:
– Прости, что не сдержался. Я давно люблю тебя. Я всё понимаю.
Ошеломлённый Герман не стал вопить и ругаться, он обнял друга, к которому испытывал и восхищение, и уважение, и искреннюю дружбу, но не любовь. И тоже попросил прощения за то, что не может ответить взаимностью. Они попрощались тепло. Тай по-прежнему ждал его в гости, пусть даже и с молодой женой. А Герман в странный вечер убедился, что он бисексуален, ведь он не оттолкнул друга, не ударил, не оскорбил. Ему даже были приятны прикосновения его губ, так что врать себе было бесполезно. Он просто не хотел его настолько, наверное, чтобы решиться перешагнуть грань в попытке изучить глубины собственной сексуальности. Его вполне удовлетворяла собственная личная жизнь, чтобы что-то в ней менять. И нынешнюю ситуацию с Артуром, иначе как иронией судьбы не назовёшь. Герману всё же пришлось переспать с мужчиной, правда в случае с Артуром любовью и не пахло. Казалось бы, после того, что с ним сотворил этот человек, ни о каких чувствах по отношению к мужскому полу и речи быть не могло, но что-то шевельнулось в душе, когда Герман заворожённо наблюдал, как невесомые белые снежинки ложились на лицо Стаса. Быть может, дело было в том, что он ему понравился в первую очередь как человек.