Услышать тебя...
Шрифт:
Сергей с удивлением слушал девушку. Про новые заводы он лучше нее все знал, но вот уж никогда бы не подумал, что она инженер, да еще кибернетик! С такой фигурой и глазами быть бы ей балериной или артисткой, на худой конец — учительницей музыки, но уж никак не инженером-кибернетиком!
Лена сбоку взглянула на него и сказала:
— Не дамскую я профессию выбрала? Кому что нравится. Я очень люблю математику и физику.
— А балет? — спросил Сергей.
— Терпеть не могу!
— А что же вы еще любите, кроме математики и физики?
Лена с улыбкой взглянула на Сергея и ошарашила:
—
килограмма... Не верите? Я приехала домой и специально взвесила. Два килограмма и двести восемь граммов. Как видите, в отличие от рыбаков-вралей я даже немного преуменьшила.
— Черт возьми! —сказал Сергей, Уж не разыгрывает ли она его? Что-то ни разу еще Сергей не встречал таких девушек на глухих озерах...
— Я ведь родилась на Волге. В Самаре. С десяти лет начала рыбачить с отцом.
— С кем же вы сейчас рыбачите?
— Мне нравится одной.
— Мы с вами второй раз на переговорной встречаемся,— сказал Сергей. — Кому вы так часто звоните?
Лена сняла рукавички и подышала на узкие белые ладони. На темных густых ресницах заискрился иней. Сергей поймал себя на том, что захотелось, как тот парень у подъезда, взять маленькие руки девушки в свои и согреть их дыханием.
— Зачем вам это знать? — спросила Лена.
— Я вспомнил, вы разговаривали с Москвой, а у меня там учится жена.
— Приятно слышать. Обычно молодые мужчины предпочитают не говорить, что они женаты.
— Я даже вам больше скажу: я очень люблю свою жену. И у меня летом родится сын.
— Я просто обязана вам сказать, кому звонила,— рассмеялась Лена. — У меня тоже в Москве работает очень близкий человек.
— Смотрите, какая луна, — сказал Сергей. — Погуляем?
— Летом, — зябко поежившись, улыбнулась она.— Жаль, что вы не рыбак, я, пожалуй, рискнула бы с вами поехать на озеро...
— Я рыбак, — сказал Сергей.
Лена никак на это не отреагировала, она замерзла и посматривала на дверь, выжидая удобного момента, чтобы уйти, но Сергею не хотелось снова оставаться одному, и, чтобы поддержать разговор, он сказал:
— Раз вы такая любительница рыбной ловли, почему бы вам не купить мотоцикл?
— Действительно, почему бы?
— Я бы вас в два счета научил ездить.
— Я умею.
— Вы случайно на аккордеоне не играете?
Лена с любопытством посмотрела на него. Ресницы у нее стали совсем белые, пушистые, и красиво оттеняли огромные глаза.
— Как-то не пробовала, — ответила она. — А почему вы меня об этом спросили?
— Мой друг два года учился играть на аккордеоне, да ничего у него не вышло.
— Это который спас от хулиганов несчастную девушку?
— Тот самый...
— До свиданья, — Лена протянула узкую ладонь в мягкой рукавичке.
Чиркая подошвами валенок по обледенелому тротуару, Сергей возвращался домой. Луна перекочевала на другую половину неба, слегка затененную облаками. Гулко треснуло дерево в сквере. В том самом сквере, где летом Лиля и Сергей целовались на скамейке... Улица была пустынной. Желтый свет из окон падал на тротуар, и голубоватая наледь холодно
Когда Сергей поднялся на крыльцо своего дома, послышался глухой лай. Сергей всегда поражался: каким образом запертый в комнате пес узнавал о его возвращении? В любое время дня и ночи верный Дружок радостно встречал его.
7
Очередь на главпочтамте медленно продвигалась вперед. Люди молча предъявляли паспорта, удостоверения и ждали, пока девушка просмотрит все письма на ту или иную букву алфавита. Получив белый и голубой конверты, Лиля распечатала письмо от матери и быстро пробежала глазами мелко исписанные четыре странички. Разорвав письмо на мелкие кусочки, выбросила в корзину.
Ничего нового мать, конечно, не могла сообщить. Три месяца назад на их семью обрушилось большое несчастье: забрали отца. В доме обыск. Нашли на два миллиона рублей облигаций государственных займов. За незаконную скупку облигаций у населения народный суд города Андижана приговорил Земельского Николая Борисовича к семи годам лишения свободы с конфискацией имущества. После суда мать сразу же поехала в Москву и рассказала дочери все подробности. Перед арестом — отец со дня на день ожидал этого — он закопал в курятнике деревянный ящик с облигацияхми двухпроцентного займа на миллион, спрятал в саду часть золотых вещей, «подарил» близкой родственнице весь хрусталь, а также перевел на сберегательные книжки дочери, несовершеннолетнего сына и жены крупные суммы наличными.
Золото и драгоценности нашли, деньги, что были переведены на книжки за неделю до ареста, конфисковали. Правда, то, что было положено раньше, не тронули. Не нашли и деревянный ящик в курятнике. Из имущества конфисковали дорогие охотничьи ружья, фарфоровые сервизы, два больших бухарских ковра ручной работы. После апелляции адвоката сервизы и ковры вернули.
И самое ужасное, что узнала Лиля от матери: виноват в аресте отца Роберт. И хотя мать ничего не сказала, Лиля поняла, что она и ее считает виновной в том, что случилось. И когда они, обнявшись, плакали в большой, богато обставленной комнате на улице Чайковского, Лиля поведала матери, что после того, как Сергей вышвырнул отсюда Роберта, она дважды встречалась с ним... Он по телефону угрожал, что, если Лиля не будет сговорчивой, донесет на отца. В последний раз, когда он был здесь, взял у нее в долг полторы тысячи рублей. И вот уже три месяца не дает знать о себе...
Мать рассказала, что Роберт не доносил: он попался в сберкассе с поддельной облигацией. Утверждает, что сам не подделывал, а получил ее от отца... Действительно, Николай иногда давал ему облигации. Наверное, поэтому Роберта и оставили на свободе. Возможно, он не знал, что облигация кем-то подделана.
— Я не знала, — сказала Лиля.
— Еще хорошо, что он тебя не впутал, — вздохнула мать.
— Все равно он подонок, — заметила дочь.
Мать привезла два пакета, которые Лиля должна была передать в Президиум Верховного Совета СССР и Генеральному прокурору. Это апелляции, составленные отцом и адвокатом. Отец оказался неистощим на эти апелляции. Они приходили к Лиле из Андижана. И она передавала их во все инстанции. А отец писал и писал...