Усмири зверя

Шторм Розалинда

– В эту ночь звезду сверкают для вас, леди.

Горсе встал позади, его дыхание шевелило волоски, выбившиеся из прически.

– Вы преувеличиваете, граф, – ответила я.

– Нисколько, дорогая.

Крепкие руки легли на талию, поддерживая.

– Лишь только для вас одной.

Он склонился и поцеловал в шею. Я дернулась, пытаясь отстраниться, но не смогла. Еще никогда в жизни никто не прикасался ко мне так нежно и властно одновременно. Да что там, ни один мужчина никогда не дотрагивался до меня.

Глаза сами собой закрылись, я отдалась неведанным

ранее чувствам. Кровь, будто вскипела и расплавленной лавой потекла по жилам, сметая все на своем пути. Исчезли стыд и смущение, страх и огорчение из-за приказа отца, осталось лишь всепоглощающее удовольствие.

– Какая вы сладкая, моя леди, – говорил граф. – Вкуснее самого изысканного яства.

Я смутно понимала значение слов, качаясь на волнах его голоса, словно щепка в бурном океане. Душа воспарила над землей, устремилось к звездам, тело же горело под поцелуями Горсе.

– Я жажду испробовать вас всю. Только слово, одно лишь ваше слово, и я вознесу вас к самой Всесветлой.

Говорить я не могла. В тот момент, казалось, забыла человеческую речь, превратившись в бессловесное животное. Впрочем, граф не стал дожидаться, пока сумею обозначить свое желание, и ринулся на амбразуры. Ласки стали еще интимнее, хотя я даже не могла представить себе, что такое может быть. Кафтан Горсе, укрывавший плечи, упал. Граф целовал чувствительную кожу, спускаясь все ниже, пока, наконец, не добрался до кружев, украшающих лиф платья. Руками он сжимал ягодицы, даже через слои ткани я ощущала жар ладоней.

– Дочь! – голос отца услышала сквозь туман безумия. – Что ты творишь?!

Объятья моментально разжались, послышались шаги быстро удалявшегося человека. Я открыла глаза и посмотрела на барона. Отец прожигал меня гневным взглядом, рядом с ним неодобрительно щурился хозяин поместья, из-за мужчин выглядывали и другие свидетели пикантной сцены.

Я лихорадочно одернула подол и поправила кружева на лифе. Впрочем, эти поспешные действия нисколечко не помогли, все, итак, поняли, чем мы здесь занималась. Я беспомощно заозиралась, ища графа Горсе, но тот растворился в ночи, не пожелав стать защитником. Оставил меня на растерзание толпы.

От стыда заалели щеки. Поддавшись порыву, я опозорила не только себя и отца, но и сестру. В глазах местной аристократии цена сестер Майлини, как невест, резко упала. Невольно мне удалось расстроить планы отца.

Я задрожала, судорожно обхватывая себя за плечи. Жар страсти, в котором купалась совсем еще недавно, погас, сменившись ознобом. Удовольствие – страхом и стыдом.

– Прошу прощения, маркиз, – отец повернулся к хозяину поместья. – С прискорбием хочу сказать, мы вынуждены покинуть вас. Я благодарю за столь радушный прием.

– Счастливого пути, – отозвался маркиз.

Его голос оставался приветлив, как и в тот момент, когда мы пришли, но взгляд. Маркиз Зеофир оглядывал отца со смесью брезгливости и интереса, будто неведомую и крайне противную на вид зверюшку. И я знала, этот взгляд Майлини не простит никому. Ни маркизу, ни мне. И если Зеофиру вряд ли грозили неприятности, то я получу сполна. Отец найдет способ отомстить мне за унижение. И от этого знания начинали подгибаться колени.

Найдя в себе силы, я попрощалась с присутствующими согласно этикету. Пусть этих высокомерных персон мне больше никогда не увидеть, вряд ли отец решит еще раз раскошелиться на то, чтобы ввести опороченную дочь в свет, но хоть напоследок я буду вести себя как леди.

Глава вторая

Едва мы покинули поместье, барон с силой сжал мою руку и поволок к карете. А внутри, больше не церемонясь, от души ударил по лицу. Я взвизгнула от боли и заплакала.

– Подлая дрянь! – бушевал Майлини. – Опозорила семью! Навлекла насмешки на весь род! Ты об этом пожалеешь!!!

Я сжалась на скамье, стараясь уменьшиться в росте, стать незаметной. Щека болезненно пульсировала, даже плакать было больно. Зажмурилась, готовая к новым ударам, ведь отцу больше не нужно беречь мою красоту, сплетни в кругах аристократии расходились быстро, а потому уже завтра о проступке будет знать каждый. И ни одна уважающая семья не захочет породниться с Майлини. Вот только ударов больше не последовало.

Я приоткрыла глаза, робко поглядывая на отца. Барон сурово хмурил брови, на его лице ходили желваки, рот был гневно сжат. Майлини не скрывал ярости, но почему-то не обрушивал ее на беспутную дочь.

Вначале я даже приободрилась, но потом затряслась от ужаса. Отец был весьма расчетлив, а значит, не мог не иметь запасного плана на мой счет. Не сумев продать замуж, он поступит иначе. И его решение вряд ли приведет меня в восторг. Скорее, наоборот, не получив желаемого, барон сделает так, чтобы я как можно сильнее страдала.

До самых Черных Дубрав Майлини молчал. Молчала и я, боясь даже пошевелиться. Сидела в своем углу, как мышка, смотрела в пол и размышляла о своей участи. Сколько ни думала, так и не сумела ничего придумать. В голове крутились мысли, но реальность превзошла все ожидания.

Отец запретил возвращаться к себе в комнату, мне пришлось битых два часа мучиться от неизвестности, ожидая решения в холодной полупустой комнате на первом этаже. Если бы не нянюшка, тайком принесшая шаль, я наверняка замерзла и заболела. Но все равно, услышав зычный голос слуги, приглашавший в кабинет к барону, вздрогнула. И, не сумев успокоить сумасшедше бившееся сердце, поспешила к отцу.

– Присаживайся, Виола.

Майлини выглядел спокойным и даже умиротворенным. Он явно уже решил, как поступит с дочерью, не оправдавшей надежды.

– Надеюсь, ты понимаешь, как подставила и себя, и сестру, и меня? – спросил он, едва я присела на краешек кресла.

– Да, отец.

– И понимаешь, что из-за своей выходки замуж тебе уже не выйти.

Я неопределенно пожала плечами, но глаз не подняла.

– Поясню, раз остались сомнения: высший свет тебя не примет. Никому не нужна девица, чья невинность под вопросом и чье поведение больше похоже на уловки продажных женщин.