Усмиритель душ
Шрифт:
Чу Шучжи проглотил остатки своего блинчика и разочарованно осознал, что для полного счастья ему теперь не хватает ровно одного варёного яйца.
— Я, например, дверь вижу, — заявил он, утащив у Чжу Хун кусок пирога, — а войти не могу. Библиотека меня не пускает.
— Почему это? — удивился Го Чанчэн.
На унылом лице Чу Шучжи зажглась совершенно чудовищная
— Из-за моей судимости.
Го Чанчэн поражённо замолчал: братец Чу по-прежнему внушал ему истинный ужас.
Чжао Юньлань вернулся спустя какое-то время в обнимку с потрёпанной старой книгой. Яичную скорлупу и пустой пакет из-под молока он швырнул в мусорку, стащил бумажное полотенце со стола Чжу Хун и без объяснений умчался прочь.
И пропал на целые сутки.
***
С тех пор, как они вернулись с гор, прошло уже две недели, и по лунному календарю наступил новый год. На город Дракона обрушилась зимняя стужа, словно вознамерившись силком задуть всех его жителей в новый год.
Чжао Юньлань оказался так занят, что едва помнил собственное имя. Ему пришлось покупать подарки для всех стоящих внимания знакомств и связей, а затем расшаркиваться и обмениваться с ними любезностями в злачных местах по всему городу. Его график заполнили встречи, назначенные на одно и то же время, задачи, о которых он забывал сразу, как только от них избавлялся, и бесконечные отчёты. Телефон в кабинете Юньланя звонил, не переставая, словно горячая линия по продаже железнодорожных билетов.
На рабочих столах у всех сотрудников уже появились свеженькие календари. Сань Цзань отметил для себя этот факт, вплывая в офис с наступлением необыкновенно раннего заката: даже дневная смена ещё не успела уйти.
Жизнь у него была непростая: будучи человеком, Сан Цзань был безжалостным интриганом, а став духом, оказался на сотни лет заперт в беспросветной темнице внутри Столпа Природы. Теперь же ему даровали второй шанс… Шанс на посмертие.
В котором он из искусного заговорщика превратился в деревенщину — даже обычную человеческую речь не понимал.
Во всём этом мире только Ван Чжэн единственная могла с ним поговорить, но несмотря на то, что наречие Ханьга было её родным языком, при жизни она пользовалась им меньше двадцати лет, а затем целых три столетия разговаривала только на китайском. Узнав, что у неё в общении с людьми никаких проблем нет, Сан Цзань твёрдо решил тоже освоить этот язык.
А когда у него появлялась цель, Сан Цзаня переставали заботить любые препятствия: когда-то он даже отравил собственную жену и ребёнка. Следующие несколько недель он провёл, непрерывно бормоча что-то на пиньине*, и едва не свёл Ван Чжэн с ума, прежде чем ему удалось постичь основные правила произношения.
— Гелань говорит, — медленно произнёс он, старательно выговаривая слово за словом, — что в конце года… Будут конечные боссы. И прения. Пожалуйста, все присылайте свои почёты.
Смысл этого объявления от него ускользал: Сан Цзань попросту повторял то, что ему сказали.
— Амитабха, — вздохнул Линь Цзин, — что ещё за боссы? Прения? Кого-то собираются наградить почётной медалью?..
— Нет медали, — замахал руками Сан Цзань, — конечные бо…
— Бонусы, — торопливо исправила его Ван Чжэн, слетая вниз, — шеф Чжао просил предупредить, что помимо ваших обычных бонусов, в этом году каждый получит премию в пять тысяч юаней. Прошу вас подойти за ней до конца недели и выслать мне отчёт о расходах. И про страховку не забудьте. — Она строго взглянула на Сан Цзаня. — Ты ничего не запомнил.
Растеряв всю свою угрюмость, Сан Цзань заулыбался и бережно взял её руку в свою.
— Я занята, не отвлекайся, — мягко приказала Ван Чжэн и продолжила: — Чжао Юньлань отсутствует — у него встреча, а мне срочно нужна его подпись.
— Я… — начал Сан Цзань. — Я могу…
— Не можешь, — покачала головой Ван Чжэн, отпустив его руку. — Напугаешь там всех до смерти.
Сан Цзань, не решившись спорить, молча последовал за ней, пока она, занятая делами, обходила офис.
А закончив, она обернулась и вдруг прошептала ему что-то, чего кроме них двоих никто не мог понять, и лицо Сан Цзаня осветила счастливая улыбка: всем окружающим было ясно, что всё у них будет хорошо.
— Ненавижу публичное проявление чувств, — буркнула Чжу Хун, — особенно на чужом языке. У меня глаза сейчас вытекут. Только что ругались, а теперь почему-то пялятся друг на друга!
— Зависть и злоба тебя нисколько не красят, — невозмутимо предупредил Линь Цзин.
От прицельного удара его спас только телефонный звонок.
— Добрый… А, где? — тут же сориентировалась Чжу Хун, взяв трубку.
Заметив, что остальные уже собрались уходить, она жестом попросила всех задержаться и вытащила стикер из стопки цветных листов.
— Да, записываю… Больница на улице Желтого Камня. Хорошо, я передам… И да, ты нужен Ван Чжэн в офисе — накопились документы на подпись.