Успение святой Иоланды
Шрифт:
– И это все?
– Гонория перевела взгляд с простецкой физиономии конюха, на которой она, как ни старалась, больше не могла прочесть ничего недозволенного, на открытое и честное лицо своей "девки для услуг".
– ет, матушка. Еще я сказала Антуану, что вы, матушка, наверное, пошлете за господином аббатом, в Валь-де-Рей... по такому случаю... так чтобы ваша карета была готова... для вас ведь старалась, матушка!
– Благодарю за усердие, дитя мое. Однако распоряжения здесь отдаю я!
Марго привычно упала на колени, напустив полные глаза раскаяния и смущения.
Выедешь после повечерия... то есть, после вечерни!
– Слушаюсь, ваше преподобие!
– обрадовавшись, что все обошлось, Антуан заковылял в конюшню.
– Подожди, это еще не все!
– Перед тем, как обернуться, конюх тихо чертыхнулся сквозь зубы.
– Завтра утром я уезжаю в Париж. Я должна лично известить его светлость о том, что....
– Гонория, сделав вид, будто у нее прервался голос, поднесла к глазам белоснежный батистовый платок. о глаза ее при этом оставались сухими. ("Хоть бы луку в платок нарезала, старая ведьма, - глядишь, и выдавила бы пару слезинок!") - Да, завтра, сразу после панихиды... бедная девочка! Когда пробьет час третий, ты должен быть на козлах моей кареты, а карета - у церковных дверей!
– Будет сделано, матушка. Так, значит, за господином аббатом - сразу после повечерия?
– Да, я, кажется, вполне ясно выразилась. И возвращайся лесной дорогой - так быстрее... Постой... я сказала - повечерие?
– Антуан кивнул, быстро и многозначительно перемигнувшись с Марго.
– ет, нет, я, разумеется, имела в виду вечерню! О, Боже праведный, утрата наша так тяжела, что лишает меня разума... о ты-то, Антуан, должен был сообразить!
– е извольте беспокоиться, ваше преподобие. Сделаю все, как вы велели. "Слава-те, Господи, отделался!" - проворчал про себя Антуан и поспешил скрыться.
Да, конечно, все как всегда. К вечерне из Руана не поспеть - это ясно, как стакан вина. А если в Рей после повечерия - значит, сюда, дай Бог, к ночи. И чем позже, тем лучше. Ибо чем ближе к ночи, тем меньше вероятности, что кто-то увидит господина аббата, пробирающегося, как вор, от кельи аббатисы к садовой калитке, чтобы, выйдя из нее, засесть в кустах, подобно разбойнику с большой дороги, поджидая карету, каковая часа три назад чинно-благородно выехала из главных ворот обители, направляясь в Рей, а добравшись туда, столь же чинно выстояла приличное время перед его, аббата д'Арнуле, домиком на Оружейной улице. Карета подберет аббата, развернется - и пять минут спустя чинной рысцой подъедет к главным воротам.
а то, для чего любому другому пришлось бы час-полтора трястись в карете, господину аббату достаточно буквально нескольких шагов и пяти минут езды. Это ли не чудо? Преподобная мать предоставила святому отцу убежище от мирской суеты, дабы он мог без помех предаваться благочестивым размышлениям о величии Господнем.
Днем эта великодушная женщина делит с ним кров и пищу,
Вот только не все души столь чисты и возвышенны, чтобы правильно истолковать чудеса подобного рода, а посему - procul este, profani !
Все с вами ясно, матушка-настоятельница.
....
– Вот, видите, матушка: вас этот дуралей сразу понял! А бедной сестре Маргарите пришлось про то же самое битый час толковать!
– Сестра Доротея считала пропавшим тот день, когда ей не удавалось кому-нибудь напакостить.
– А ведь и в самом деле!
– в глазах аббатисы снова появился пугающий ледяной блеск.
– Ты мне не все рассказала, Маргарита!
у, признавайся, что вы еще тут делали с этим... архангелом от вожжей?
– ("у, я тебе это припомню, шавка подворотная! ичего, вывернемся - не впервой...") А еще, матушка, мы беседовали...
– Час от часу не легче! Позволено ли мне будет узнать предмет вашей ученой беседы?
– Мы говорили о грехе, матушка.
– Весьма подходящая для сестры Маргариты тема!
– сьязвила привратница.
– Матушка, - продолжала Марго, не обращая внимания на Доротею, - если господин аббат сегодня вечером приедет, так, выходит, надо будет исповедаться... этого-то я и боюсь...
– аббатиса насторожилась, и Марго это заметила, но, разумеется, не подала виду.
– Сон я видала сегодня ночью, да такой, что если расскажу, аббат со стыда лопнет!
– ("Всего лишь сон!") Расскажи мне, дитя мое - я не лопну, снисходительно поощрила ее аббатиса, и только потом сообразила, что с ее уст сорвалась неприличная двусмысленность.
Марго с самым глупым видом присунулась к уху аббатисы, - Доротея, не смея подойти вплотную, изо всех сил по-гусиному вытягивала шею, силясь хоть что-то уловить. При этом привратница возмущенно шипела себе под нос, что усиливало ее сходство с жирной гусыней.
"Только вам, как на духу, матушка, - шептала Маргарита.
– Снилось мне, будто взял меня на ночь в Монтобане не кто-нибудь, а сам Гаспар... ну, то есть, адмирал. Будто легли мы с ним в каком-то обозном фургоне на куче тряпья... ну и хват же он был, я вам доложу, матушка, - даром, что старый! А тут - бац! абат! И я знаю во сне, что это Гиз идет по наши души со своей Лигой, и знаю, что у нас на фургоне здоровый белый крест... я, значит, говорю адмиралу: надо бы вылезти, да крест этот стереть, а он - нет, Господь нас защитит!
Уперся, как бык... А пальба все ближе, ближе... А я лежу под ним и думаю: да как же это, ведь они ж, то есть, адмирал с Меченым, давным-давно мертвецы! Смотрю - а адмирал уже исчез... удрал, не расплатившись, старая гугенотская перечница! Матушка, а вот ежли я во сне увидала, будто грешу, - это как, считается за грех?"
– ("Гаспар? Крест? Мертвецы? Удрал, не расплатившись? Что за намеки? еужели и она что-то видела?") у, хватит, Марго.
Довольно болтать глупости. Идем, поможешь мне собраться в дорогу. Сестра Доротея! Позаботьтесь о том, чтобы нас не беспокоили, иначе я непременно что-нибудь забуду. Боже милосердный, у меня просто голова кругом идет!