Успение святой Иоланды
Шрифт:
– Вот уж воистину, сестра: когда глупец преисполняется благих намерений, глупо ожидать благих последствий!
– поддержала ее Сильвия.
Пошаркав ногами, как будто только что подошла к двери, и состроив дежурную физиономию "безмозглой девки", Марго вежливо постучалась. Сильвия милостиво позволила "несчастной дурехе"
войти и сунула ей в руки склянку с бальзамом, приказав занять в палате свободную койку, и немедленно заснуть, вымазавшись снадобьем с макушки до пят.
В палате на десяток коек в тот день лежало три или четыре болящих монахини - кто с простудой, кто с несварением, а кто и просто потому, что лазарет был единственным в обители местом, где можно было как следует отоспаться. Изложив им свою историю в том виде, в каком ее следовало
"Видать, и впрямь грядет светопреставление! Где это видано, чтобы прачки сами на себя лишнюю работу наваливали? ет, они, конечно, монастырские служанки, но ведь не ангелы святые! В бочке не было воды... Какого черта? Я точно помню, что накануне вечером Антуан с Жеромом полную бочку натаскали, все выдохлись! Выходит, ночью у кого-то была большая стирка. И если этот кто-то не стал ждать утра, значит, ему здорово не терпелось. Стирали ведь не носовой платочек матушки Ефразии, а здоровенную толстую жесткую тряпенцию, о которую руки в кровь сотрешь, пока выжмешь... Руки в кровь сотрешь... Черт возьми!! Да, кстати, где там она висела, эта занавеска?" - с этой мыслью Марго заснула.
Проснулась она после повечерия, от того, что за стенкой, в келье Сильвии, шел разговор на весьма повышенных тонах. Причем, один голос был явно мужской. "Уж не господин ли аббат решил забрать оплаченный товар, а Сильвия встала грудью у него на пути во имя целомудрия? еужто решился все-таки? Я ж его так здорово пнула...
у, по крайней мере, если он не прорвется, я хоть ночь спокойно посплю". Марго попыталась снова заснуть, но не смогла - ее разбирало любопытство. Стенка была тонкая - можно сказать, не стенка, а ширма, дабы лекарка могла вовремя услышать, если больная позовет ее, так что молодая женщина, приникнув ухом к стене, слышала каждое слово. Оказалось, что ночной гость Сильвии - действительно Гаспар, однако разговор шел совсем не о Марго.
– Сестра, этого не должно было быть! Слышите: не должно!!
– орал аббат, нимало не беспокоясь о том, что его кто-то услышит.
– Что вы мне, черт бы вас подрал, подсунули?!
– Тут раздался звон разбитого стекла.
– Чтоб вас, вместе с вашим чертовым зельем...!
– Больные монахини завозились, одна из них окликнула Сильвию.
– Опомнитесь, ваше преподобие! Побойтесь Господа.... и этих святых стен!
– многозначительно произнесла лекарка. Послышалось приглушенное ругательство, затем громко хлопнула дверь.
"Воистину, сегодня день откровений! Интересно, что же это за зелье? адеюсь, не от неаполитанской болезни? Да нет, вряд ли:
тогда бы красавца давно отсюда выперли". "Марго!
– раздался за дверью негромкий голос Сильвии. Маргарита поспешила юркнуть в постель.
– Марго, поди сюда!
– Иду, матушка!
– откликнулась Марго, торопливо набрасывая платье. Что прикажете, матушка?
– Лекарка молча указала на кучку битого стекла, которая была левой дверцей аптечного шкафчика, пока разъяренный Гаспар не запустил в него склянкой.
– Понятно, матушка, будет исполнено, сию минуту!
– Маргарита опрометью кинулась в коридор за щеткой и совком.
– Профан! Жалкий неуч!
– ворчала старуха, пока Марго сметала в совок осколки.
– Чудовище, столь же дикое, сколь и невежественное! Крест Господень на мою шею! Ввалился в святилище Асклепия... да что я говорю - в комнату к порядочной девушке, будто в трактир! Этот солдафон не имеет ни малейшего представления о светских манерах!
– Да уж, матушка, - сочувственно поддакнула Маргарита.
– Собаки у сестры Урсулы - и то лучше воспитаны!
– в ответ лекарка безмолвно возвела очи горе, и Маргарита не преминула воспользоваться этим, чтобы незаметно сунуть в карман уцелевшее горлышко склянки, заткнутое пробкой, на которой сбоку, как она успела заметить, была вырезана буква Т, а с другой стороны - одна над другой римские цифры: V, XIII. В шкафчике, на верхней полке справа, стояло еще штук десять таких склянок, и Марго, сметая
насколько она могла видеть, у всех на пробках была та же буква Т, но цифры другие.
...Аббат постучал в окно палаты, когда совсем стемнело. Марго, наспех одевшись, тенью выскользнула из лазарета. Гаспар, бывший по-прежнему в светском платье, повел ее к церкви, но кружным путем, вдоль стены, через сад. Это выглядело вполне логичным: идти прямой дорогой, то есть, по широкой аллее, тянувшейся от главных ворот к церковным дверям, значило неминуемо попасть в поле зрения привратницы. "Уж не у Спасителя ли перед глазами он бордель намерен устраивать?" - мелькнуло в голове Марго. о она тут же отмела это предположение. е по причине его святотатственности слишком много она слышала историй, из которых явствовало, что слуги Божии своего господина и в грош не ставят. Просто Гаспар сказал, что в заветном месте им ни днем, ни ночью никто не помешает. Включая его тетку. о церковь явно не была местом, куда никогда бы не зашла Гонория! Равно как и келья, отведенная Гаспару... И, тем более, келья самой Гонории, по приказу настоятельницы снабженная отдельным входом. А между тем, именно туда распалившийся аббатик и вел Марго! Воспользовавшись случаем, она, под предлогом "приведения себя в порядок", попросила позволения забежать на минутку в свою келью, соседнюю с Гонорииной, где надежно припрятала горлышко от аптечной склянки и сунула в левый рукав, примотав к руке подвязкой, отмычки, а в правый - зловещий трофей, извлеченный из сырной головы, - черт его знает, не вздумает ли клиент убрать, так сказать, за собой посуду, когда насытится? Выглянув из кельи и оглядевшись, она не сразу заметила аббата, спрятавшегося за занавесью.
Эта занавесь была здесь, на первый взгляд, совершенно ни к чему.
Если бы она прикрывала вход в келью аббатисы, или, к примеру, висела у входа в корпус для защиты от мух летом и от холодного ветра зимой, - это было бы понятно и разумно. о зачем понадобилось прикрывать тканью - да не какой-нибудь, а синим бархатом!
– голую стену, которой заканчивался коридор?
Аббат поманил ее пальцем, она подошла. Гаспар долго шарил по стене рукой с зажатым в ней маленьким ключиком, пока не попал в замочную скважину. аконец в стене открылась замаскированная дверь, узкая, низкая Марго пришлось чуть ли не пополам согнуться, чтобы пройти. Они оказались в каком-то совершенно темном помещении. Аббат взял Марго за руку и уверенно повел за собой. Он явно знал эту дорогу наизусть и наощупь!
Они прошли по узкому коридору и оказались в каком-то огромном помещении. Где-то далеко вверху слабо мерцали тусклые огоньки.
Еще один горел совсем близко, при его свете можно было разглядеть какой-то низкий редкий заборчик с аркой посередине. Арку венчал большой крест, верхушка которого терялась во мраке.
Приглядевшись, Марго поняла, что они в церкви. Ближний огонек был лампадой, висевшей перед статуей Богоматери. Аббат шепотом велел Марго подождать, а сам, пройдя через арку, извлек из кармана толстую свечу и зажег ее от лампады. "Да ведь мы же в алтаре!
Дьявольщина! Ай да господин аббат!" Пройдя через алтарь, они очутились перед узкой и высокой дверью. К ней подошел тот же ключик. "Прошу.
– гордо изрек аббат, галантным жестом приглашая Марго войти первой.
– Hу, как тебе наш приют любви?"
– Капелла святой Маргариты Антиохийской!
– Она самая, крошка! Я стащил ключ у старого дурня Клемана. Тут нам нечего бояться: дверь в капеллу из церкви открывается раз в год, в день твоего ангела...
– изнутри, причем, открывается!
– а через алтарь никто не пойдет... кроме нас!
– Сунув Маргарите свечу, аббат запер дверь, зажег лампаду перед деревянной раскрашенной статуей святой, и вытащил из угла матрац. Воздух в капелле был затхлый, пахло сыростью.
– Видишь, я все предусмотрел. ам будет хорошо и мягко... моя сладкая...
– Глаза Гаспара медленно затопляло сладострастие - жирное, липкое, противное, как сало. Он уселся на матрац и поманил Марго к себе.