Успение святой Иоланды

Неизвестен 3 Автор

("Вот, значит, где у тебя нора. Все предусмотрел... вплоть до матраца... непросохшего матраца!... похоже, ты, красавец, не в первый раз тут устраиваешься!") - Hу, что же ты, миленькая моя?

Марго села рядом с ним, обняла и принялась потихоньку, по одной пуговке, расстегивать камзол. От него резко пахло духами - просто несло, не иначе - в спешке опрокинул на себя склянку. И, похоже, так же, второпях, зашил штаны - огромными стежками, через край, как пить дать той иглой, которой Антуан сбрую зашивает. ("Господи, до чего противный, даже хуже, чем тот лаонский капитан... Святая Маргарита, ну прости меня, грешную! Я ведь не из похоти это делаю, сама понимаешь! Ладно, к черту сантименты, деньги получили - значит, надо их отрабатывать!")

– Прелесть моя... солнышко мое...
– аббат, еще не оправившийся от пинка,

которым Маргарита наградила его под липой, быстро потерял охоту к активным действиям, и вскоре, с грехом пополам добившись того, чего хотел, уже лежал вытянувшись и сладко постанывая под умелыми руками опытной утешительницы ландскнехтов.

– Ох, Маргарита... блаженство... ты настоящая женщина... не то, что эти сушеные селедки из лучших семейств.... ("Селедки? Это про кого же он? у, одна селедка - это, ясно дело, Гонория... а кто же другие?").
– аконец осторожные поглаживания и тихий ласковый шепот усыпили Гаспара. Засыпая, он пожаловался на что-то твердое под матрацем.

– Сейчас, миленький... у вот, гвоздь в дырку завалился... туда его, в угол... спи, солнышко...- промурлыкала Марго.

Убедившись, что аббат крепко спит, Маргарита немедленно бросилась в угол: слишком уж ценной уликой был этот обнаруженный в матраце "гвоздь"! "Господи, да где же он?... А, вот, за занавеску зацепился", - Маргарита, закатав рукав, постаралась как можно надежнее укрепить рядом с кольцом отмычек маленький золотой нательный крестик на разорванной черной бархатной ленточке. Маленький крестик с выгравированными на тыльной стороне короной и инициалами И.Л. Герцогская корона и И.Л.
– "Иоланда, герцогиня де Лавердьер"! "Вот ведь дьявольщина, - на новоявленной святой, лежащей в гробу, нет креста! В самом буквальном смысле. ет, и не было! И святые сестры до сих пор этого не заметили... или побоялись заметить! Теперь понятно, с чего тут такая сырость. Значит, вот где они готовили свою проклятую комедию". Чтобы дать хоть какой-то выход душившей ее ярости, Марго изо всех сил вцепилась обеими руками в занавесь, закрывавшую изнутри легкую решетчатую дверь из церкви в капеллу.

"Занавеска... Постой-ка... занавеска... Ефразия.... прачечная...

парадные скатерти... зеленая занавеска из исповедальни! у да, конечно же: зеленую занавеску по ошибке положили в чан со скатертями, а она возьми да и полиняй! Ефразия здорово ругалась. А Гонория отказалась наложить епитимью на того, кто это сделал....

Потому что иначе, если по совести, то ей пришлось бы наказать саму себя! Все правильно: именно эту занавесь и стирала тогда Гонория, да так усердно, что стерла себе все руки... А когда выполоскала, то, естественно, сунула в чан с замоченным бельем - не развешивать же ее было на всеобщее обозрение! Вот только чаны перепутала, - темно было, что поделать. А полоскать пришлось долго - потому-то и вода из бочки неведомо куда испарилась. А в чем могла запачкаться эта самая занавеска, чтобы сама аббатиса среди ночи кинулась ее отстирывать? В крови. Иоланду только обмывали в капелле, а убивали в исповедальне, да так, что уделали всю занавеску. Все просто, как виселица".

Марго выудила из рукава отмычки и, прикрывая рукой хилое пламя свечи, на цыпочках просочилась из капеллы в алтарь - дверь не скрипнула: видно, регулярно смазывалась! Спустившись через вратную арку в церковь, она крадучись направилась к исповедальне.

Тихонько приоткрыла дверцу и юркнула внутрь. Огляделась.

Занавеску уже успели повесить новую - синюю. И коврика, на который кающиеся становились коленями, тоже не было. А ведь он был прибит к полу гвоздиками, чтобы не елозил! Опустившись на колени, Марго внимательно обследовала пол. Гвоздики, которыми был прибит коврик, были на месте. Коврик не сняли, а срезали ножом. а гвоздиках остались уголки... жесткие, заскорузлые, насквозь пропитанные чем-то темным. И воняло от этих обрезков тухлой кровью. Подняв занавеску, Маргарита перешла на священническую половину. Осмотрела со всех сторон резное кресло, в котором во время исповеди сидел духовник. Затем, поколебавшись, все-таки пустила в ход отмычку и запустила руку в ящик под сиденьем. Там обнаружились полупустая бутылка вина, серебряный кубок тонкой работы и серебряная же маленькая ложечка. Что бы это могло означать? Ложка не та, что употребляется для причастия.

Подкрепительное для отца Клемана? Маргарита

осторожно попробовала вино - сладкое, как церковное... но крепкое, слишком крепкое для старика. И кубок великоват. Такая порция - для крепкого мужчины, а не для старой развалины. Уж не аббат ли тут принимает лекарство от нестояния перед тем, как идти Гонорию ублажать? о ведь не по ложечке он это лекарство принимает!

Под креслом, вдоль плинтуса, Маргарита обнаружила темную полоску, не оставлявшую сомнений в ее происхождении. "И тут весь пол уделали! Это сколько же крови надо было выпустить, чтобы всю исповедальню залить? Похоже, сколько ее было - столько и вытекло.

у да, конечно: куда Иоланде нож всадили? Между ребром и ключицей. Значит, перерезали жилу. Кровища хлынула, как вино из простреленного бурдюка. С такой раной не выживешь, - знаем, навидались! Ее ранили... и бросили здесь умирать... о зачем было ранить? Какая выгода... Да, кстати, о выгоде..."

....К тому времени, когда аббат наконец соизволил пробудиться, Марго уже успела извлечь заветный мешочек из гроба Иоланды и спрятать его у себя в келье.

День третий

...Маргарита, по привычке проснувшись, когда зазвонили к хвалитным, и уже приготовившись вскочить с постели, вовремя вспомнила, что она в лазарете, и решила, раз уж нельзя изменить случившееся, извлечь из своих ссадин и ушибов наибольшую выгоду.

Заслышав шаги Сильвии за дверью, она уткнулась носом в подушку и старательно притворилась спящей. В результате ей удалось на совершенно законном основании проваляться в постели чуть ли не до самой обедни. Затем она не спеша оделась, сьела все, что прислала из кухни добрая сестра Симплиция, и отправилась в церковь.

Первая же попавшаяся навстречу монахиня - это оказалась Доротея - с видимым удовольствием оглушила Марго страшной новостью:

ночью скоропостижно скончалась мать Теодорина. Перед хвалитными сестра Беата, как обычно, пришла, чтобы ее разбудить, - вся обитель знала, что начальница хора, страдая головными болями и бессонницей, вынуждена пользоваться снотворным, а потому без помощи подруги рискует проспать хвалитны. о этим утром Теодорину - казалось, мирно спавшую, - так и не смогли добудиться.

После заупокойной обедни, во время которой орган то и дело сбивался, а хор завывал, как стая голодных собак, Марго подошла взглянуть на новопреставленную. Да... Теперь возле алтаря стояли уже два наспех сколоченных гроба, и, говоря о "новопреставленной", следовало уточнять, о которой из них идет речь. Видно, аббатисины молитвы были услышаны и Господь возлюбил-таки сестер из ФонтенГерира.

По словам Доротеи, Теодорина скончалась во сне, скорее всего - от разрыва сердца. Судя по лицу усопшей, не похоже было, чтобы ее смерть была мучительной. о была ли она вполне естественной, эта скоропостижная смерть? А если не была, то кто на этот раз сыграл роль Провидения? Кому могла быть выгодна смерть Теодорины? а первый взгляд - никому, да и на второй тоже. "Должность у нее была не из завидных. Будь бедняжка, к примеру, казначеей, или заведуй ризницей... черт, да хоть, как Ефразия, возле тряпья крутись, или, вон, возле жратвы, как Юнис,... или на базар езди, как Матильда, - а то подумаешь, пенье! Да тут и умение надо. у, и что, что открылась вакансия? Все равно, ежли у тебя на ушах медведь гальярду отплясывал, то тебе этой вакансии вовек не видать! Мог кто-то иметь на бедняжку зуб? Вряд ли. Она, сколько себя здесь помню, ни с кем и никогда не ругалась. Да и не водилась почти ни с кем, разве только с Беатой. Беата... что-то странно она на меня посматривает...", - Марго обернулась и в упор взглянула на совершенно убитую горем музыкантшу. Та подошла и, незаметно взяв ее за руку, нерешительно потянула за собой к выходу. Марго повиновалась, гадая, что бы это значило, - до этого она почти не общалась с органисткой.

Выйдя из церкви, Беата остановилась и огляделась, - она явно выбирала безопасное место для разговора наедине. "Я иду к себе молиться. Пойдемте, помолимся вместе, сестра, - может быть, вам станет легче", - выручила ее Марго.

Войдя в келью и прикрыв за собой дверь, обе сестры опустились на колени перед распятием, молитвенно сложив ладони. "Вы хотели со мной поговорить, сестра?", - не поворачивая головы, тихо произнесла Марго. "Сестра Маргарита, спасите меня!" - Беата, как утопающий за соломину, схватилась за подол платья Марго и поднесла его к губам.