Уст твоих бурный ветер
Шрифт:
– Мехат, мой благодетель, - учтиво отвечал Тилос, - я рад, что ты так высоко оценил мои скромные способности, но на деле это всего лишь ловкий трюк, на который способен любой бродячий фокусник, владеющий соответствующим оборудованием. Я отказываюсь от вознаграждения с заверениями самого дружеского почтения к тебе. Я же сказал - расслабься, - прибавил он уже обычным тоном.
– Ты помогаешь мне, я - тебе, и все довольны. Давай-ка, двинулись дальше, а то солнце скоро сядет.
– Я не знаю, где ты научился такому оборудованию, но не отказался бы иметь пару твоих учеников среди охранников, - с явным облегчением ответил караванщик.
–
– Свои люди, сочтемся, - лениво оборвал его Тилос.
– И лучше всего ты отплатишь мне, если мы двинемся в путь незамедлительно.
Вечером на привале Элиза привязалась к Мире.
– Что такое сегодня сделал Тилос?
– спросила она, когда та, меланхолично пережевывая пресную лепешку, сквозь прорехи в листве смотрела на восходящий Огненный Пруд.
– Как-то по-особому кричал, да?
– Можно и так сказать, - задумчиво откликнулась Мира.
– Любой звук… ну, крик, что ли, имеет определенный набор частот. Если нарисовать график… Тьфу. Как бы тебе по-человечески объяснить? Ну, вот так: человек слышит далеко не все звуки. Слишком высокие звуки, тоньше, чем писк москита, он не слышит. И слишком низкие звуки, как бас, тоже мимо ушей пролетают. Они инфразвуком и называется. Но вот если звук очень низкий, он не только неслышный, но и опасный. Ты его не слышишь, но тело все равно чувствует. Если он не слишком силен, ты просто испугаешься не пойми чего. Если посильнее - и помереть можешь, от остановки сердца, например. А Тилос генерирует не просто инфразвук, а целую смесь частот. То, что ты слышала, действует только на людей и лошадей. Ну и на птиц, например…
– Здорово!
– восторженно заявила Элиза.
– А можно научиться такому… - она вспомнила хитрое слово Тилоса, - оборудованию?
– Чего?
– поразилась Мира, но тут же рассмеялась.
– Ох ты, востроухая… Оборудование - это вещи. Ну, вот для травника разные склянки, котлы или змеевики - оборудование. Или молот с наковальней для кузнеца - тоже.
– Ну, все равно, - нетерпеливо мотнула головой девушка.
– А сделать его можно? Чтобы тоже так…
– Можно, - кивнула Мира, - но не нужно. Вот разве что сама научишься - и сделаешь.
– Тогда учи, - заявила Элиза.
– Я быстро запоминаю.
– Разумеется, - дружески улыбнулась ей та, - но не здесь и не так. Вот до места доберемся - там и посмотрим, чему тебя научить. А пока отдыхай. Скоро уже доберемся.
– Да, скоро, - согласился неслышно подошедший сзади Тилос. С перепуга Элиза взвилась на ноги, лихорадочно нащупывая рукоять так и не возвращенного хозяину кинжала.
– Ох, егоза нервная… Сядь, разговор есть.
Элиза присела на корточки, кутаясь в одеяло от зябкого сквозняка и недоверчиво посматривая на Тилоса.
– В какой руке?
– спросил он, вытягивая вперед сжатые кулаки.
– В какой руке - что?
– не поняла та.
– Неважно, - тряхнул головой Тилос.
– Ты угадывай, угадывай.
Элиза с сомнением посмотрела на его руки. В едва светлеющем мраке и тусклых отблесках костра едва проглядывали их силуэты. Угадать что-то по форме кулаков было решительно невозможно. Поколебавшись, девушка хотела ткнуть наобум, но замерла в нерешительности.
Левая рука определенно чем-то притягивала ее. Странное, зовущее ощущение из тех, что она строго-настрого запретила
– Так… - спокойно сказал Тилос.
– Не удалось. Еще раз.
Он сунул руки за спину и мгновение спустя снова вытянул их вперед.
Не удалось? Да как бы не так! Элиза, почти не задумываясь, снова ткнула пальцем в левый кулак. Теперь она почти видела нечто - нечто, сияющее невидимым светом сквозь кожу и кости.
– Еще раз, - Тилос снова спрятал руки за спину, потом протянул стиснутые кулаки вперед.
– Да вот здесь!
– Элиза зло шлепнула ладонью левый кулак и тут же ойкнула, отбив ладонь.
– Ты что, издеваешься, да? Хоть бы руки поменял! Чего тебе от меня надо?
Вместо ответа Тилос задумчиво разжал левый кулак. В ладони смутно блеснуло небольшое золотое кольцо, как раз на палец Элизе.
– Три из трех, - сказал он Мире.
– Как думаешь, достаточная выборка?
– Да уж достаточная, - согласилась она.
– Элиза, скажи, ты и в самом деле что-то чувствовала? Или просто наугад?
– Да не почувствуешь его, как же, - презрительно фыркнула она.
– Я такое с пеленок чую…
Она резко осеклась. Встревоженное лицо матери всплыло перед ее глазами. "Никому, доча, никому не рассказывай про себя, именем отца заклинаю!" - зазвучал в ушах ее встревоженный голос.
– "Не говори никому, или придет злой дядя в черной рясе и сделает тебе очень больно! Очень, очень больно, слышишь? Злой дядя! Никому не говори!…"
Но поздно! Она забылась хуже того малыша, которого мать ругала много-много лет назад. Ее детская глупость стоила жизни родителям. Сейчас… сейчас терять нечего, кроме своей жизни, конечно. Ей скрутят руки и с воплем "Ведьма!" потащат убивать. Но так просто она не дастся!…
– Эла, милая, что с тобой?
– от звука голоса Тилоса она снова взвилась на ноги, судорожно сжимая кинжал. Одеяло полетело в сторону.
– Ты аж побелела вся! Да что случилось? Тебе плохо?
– Не подходи!
– истерично взвизгнула Элиза.
– Не подходи!
– Она сделала несколько шагов спиной вперед, потом, резко повернувшись, бросилась в сторону от костра.
Она не успела пробежать и двух шагов, как что-то подвернулось ей под ноги. Падая, она неловко взмахнула руками. Кинжал, выскользнув из ладони, негромко стукнул о дерево.
– Да что с тобой? Это же я, Тилос!
– раздалось у самого уха. Две руки мягко, но необоримо прижали ее плечи к сырой земле. Что-то холодное и склизкое пробежало по шее.
– Элиза! Ты слышишь меня, Элиза?…
Девушка забилась дикой кошкой, пытаясь вывернуться из мертвой хватки посланника. Еще чья-то рука скользнула по лицу, и она, не задумываясь, впилась в нее зубами. Раздался взвизг.
– Кусается… - послышался растерянный голос Миры.
– Тилос, она мне палец прокусила! Да сделай же что-нибудь!
Что-то несильно ткнуло Элизу в шею, и она тут же провалилась в душную темноту. "Кусается!" - звучало у нее в ушах целую вечность.
Разбудили ее негромкие голоса. Погонщики и рабы сновали вокруг, собирая лагерь. Огненный пруд почти зашел за деревья на закате, слабо розовела первая зоря. Элиза откинула одеяло и села, недоуменно оглядываясь по сторонам. Почему она не связана, почему под ногами не валяются вязанки хвороста, готовые заполыхать смертельным пламенем?