Установление – 1
Шрифт:
Он остановился и упал в свое кресло, переводя дух и не обращая внимания на то, как сразу двое-трое попытались возразить ему. Первым заговорил Крэст:
– Не знаю, чего вы пытаетесь добиться своими истерическими утверждениями, господин мэр. Во всяком случае, вы не вносите в дискуссию ничего конструктивного. Я предлагаю, господин председатель, чтобы высказывания оратора были признаны нарушающими повестку дня, и дискуссия возобновилась с того места, где была прервана.
Тут, наконец, зашевелился и Джорд Фара. Вплоть до этого момента он
– Не забыли ли мы кое о чем, господа?
– О чем именно? – сварливо поинтересовался Пиренн.
– Через месяц мы отмечаем наше пятидесятилетие.
Фара обладал умением даже самые очевидные тривиальности облекать в величественную форму.
– Ну и что?
– Во время этой годовщины, – спокойно продолжал Фара, – откроется Свод Хари Селдона. Думали ли вы когда-нибудь о том, что там находится?
– Я не знаю. Обычные штучки. Быть может, пачка поздравительных речей. Я не думаю, что Своду следует придавать какое-либо значение, хотя "Ведомости", – и он бросил пристальный взгляд на Хардина, осклабившегося в ответ, – пытаются по этому поводу поднять шумиху. Я положил этому конец.
– Ясно, – сказал Фара, – но может быть, вы ошибаетесь? Разве не поражает вас, – он остановился и приложил палец к своему круглому маленькому носу, – что Свод открывается в очень подходящее время?
– Очень неподходящее время, вы хотите сказать, – пробормотал Фулхэм. – У нас и так много поводов для беспокойства.
– Важнее, чем послание от Хари Селдона? Я так не думаю.
Фара принимал все более и более величественный, по-жречески монументальный вид, и Хардин задумчиво следил за ним. К чему он клонит?
– В действительности, – заявил Фара радостно, – вы все, видимо, забыли, что Селдон был величайшим психологом своего времени, и что он был основателем нашего Установления. Ясно, что он использовал свою науку для прогнозирования развития истории в непосредственном будущем. Если он поступил именно так, – что представляется вероятным, – то, я повторяю, он наверняка нашел бы способ предупредить нас об опасности и, возможно, указать решение. Вы знаете, что Энциклопедия была очень дорога ему.
Среди присутствующих воцарилась атмосфера растерянного сомнения. Пиренн откашлялся.
– Ну… я не знаю. Психология – великая наука, но среди нас, я полагаю, нет психологов. По-моему, мы вступаем на зыбкую почву.
Фара обратился к Хардину:
– Разве вы не изучали психологию у Алурина?
Хардин, как бы извиняясь, ответил:
– Да, но я не смог закончить курса. Я устал от теории. Я хотел быть инженером-психологом, но из-за отсутствия возможностей избрал нечто похожее – занялся политикой. Практически это одно и то же.
– Хорошо, но что же вы думаете о Своде?
И Хардин осторожно ответил:
– Я не знаю.
До конца заседания он больше не вымолвил ни слова, хотя присутствующие
В сущности он их даже не слушал. Его мысли вступили на новый путь, и ситуация начала проясняться – впрочем, пока медленно. Первая пара осколков, казалось, соединилась углами.
И ключом была психология. Он не сомневался в этом.
Он отчаянно старался припомнить теорию психологии, которую изучал когда-то.
Великий психолог, такой как Селдон, мог распутывать человеческие эмоции и реакции достаточно уверенно, чтобы во всей полноте предсказывать историческую поступь будущего.
И что это должно было означать?
4.
Лорд Дорвин нюхал табак. Кроме того, он обладал длинными волосами, завивавшимися сложным и, несомненно, отнюдь не природным образом; к волосам добавлялась пара пышных светлых бакенбард, которые он временами любовно поглаживал. И, наконец, он изъяснялся сверхутвердительно и не выговаривал звука "р".
В тот момент у Хардина не было времени раздумывать о дальнейших причинах, по которым он немедленно воспылал отвращением к благородному канцлеру. Может, здесь сыграли свою роль чрезмерно элегантные жесты, которыми он сопровождал свои высказывания и заученная снисходительность, сопутствовавшая даже явным банальностям. Как бы то ни было, отыскать канцлера не удавалось. Он исчез вместе с Пиренном полчаса назад – просто пропал из виду, чтоб его разорвало.
Хардин был совершенно уверен, что его отсутствие во время предварительного разговора очень обрадует Пиренна. Но Пиренна видели в этом крыле и на этом этаже. Надо было лишь сунуться по очереди во все двери. На полпути Хардин ступил в затененную комнату и воскликнул "Ах!". Силуэт сложной прически лорда Дорвина безошибочно выделялся на освещенном экране.
Лорд Дорвин посмотрел вверх и сказал:
– А, Хахдин. Вы нас лазыскивали, не так ли?
Он протянул ему свою табакерку – чрезмерно разукрашенную и при этом грубой работы, как отметил Хардин – и, получив вежливый отказ, сам взял щепотку и милостиво улыбнулся.
Пиренн нахмурился, что было встречено Хардином с абсолютно безразличной миной.
Наступившее краткое молчание было прервано стуком крышки табакерки лорда Дорвина. Затем лорд отложил табакерку и сказал:
– Огвомное достижение, эта ваша Энциклопедия, Хахдин. Подвиг, котолый славнится с самыми великими делами всех влемен.
– Большинство из нас думает так же, ваша милость. Однако это достижение еще не доведено до конца.
– То немногое из деятельности вашего Установления, что мне довелось увидеть, не внушает никаких стлахов на этот счет, – и он кивнул Пиренну, который ответил восторженным поклоном.
Ну прямо праздник любви, подумал Хардин.
– Я жаловался не на недостаток нашего энтузиазма, ваша милость, а скорее на избыток энтузиазма у кое-кого из анакреонцев – правда, в ином, более разрушительном направлении.