Установление – 1
Шрифт:
– Я понимаю, – сказал Хардин. – Но что же случилось со станцией?
– Да ну, – безразлично ответил лорд Дорвин, – кто знает? Несколько лет назад она сломалась, и полагают, что лемонтные лаботы были пвоведены некачественно. В эти дни так твудно найти людей, котовые на самом деле понимают технические тонкости наших эневгосистем.
И он горестно взялся за очередную понюшку.
– А вы знаете, – сказал Хардин, – что все независимые королевства Периферии утеряли атомную энергетику?
– В самом деле? Я совсем не удивлен. Валвалские планеты… но, довогой мой, не называйте их независимыми.
– Может и так, но у них значительная свобода действий.
– Да, навелное, так. Значительная. Но это неважно. Импевии гохаздо лучше, когда Певифелия пледоставлена своим собственным весухсам и существует более или менее сама по себе. Для нас в них нет пхоку, понимаете. Совевшенно валвалские планеты. Едва цивилизованные.
– Они были цивилизованными в прошлом. Анакреон был одной из богатейших внешних провинций. Он с успехом мог сравниться с самой Уэгой.
– О, Хахдин, но это же было века назад. Из этого вляд ли стоит делать выводы. В сталые великие вхемена дела шли по-двугому. Мы не те люди, котолыми должны были быть, понимаете. Но, Хахдин, послушайте, какой вы настойчивый малый. Я же гововил вам, что сегодня я не занимаюсь делами. Доктах Пивенн пледупледил меня насчет вас. Он сказал, что вы будете сталаться надоесть мне, но я слишком стах, чтобы с вами сплавляться. Давайте оставим это назавтла.
И это было все.
5.
Это было второе заседание Коллегии, на котором присутствовал Хардин, если не считать неформальных бесед членов Коллегии с уже отбывшим лордом Дорвином. Тем не менее мэр был определенно уверен в том, что состоялось еще одно, а может быть, и два-три заседания, на которые его почему-то не пригласили.
Да и насчет этого заседания, как ему казалось, он не получил бы уведомления, если бы не ультиматум.
По своей сути это был именно ультиматум, хотя при поверхностном чтении этого визиграфированного документа можно было бы подумать, что речь идет о дружественном обмене поздравлениями между двумя властителями.
Хардин осторожно перелистал текст. Начинался он цветистым приветствием от "Его Могущественного Величества, Короля Анакреонского, к своему другу и брату, Доктору Льюису Пиренну, Председателю Коллегии Попечителей Энциклопедического Установления Номер Один", и заканчивался еще щедрее: гигантской разноцветной печатью с весьма запутанной символикой.
Но при всем при том это был ультиматум.
Хардин сказал:
– В конце концов выяснилось, что времени у нас было немного – только три месяца. Да и этот малый промежуток мы провели без пользы. Эта штука дает нам неделю. Что будем делать?
Пиренн обеспокоено нахмурился.
– Это, должно быть, уловка. Абсолютно невероятно, чтобы они доводили дело до крайностей перед лицом заверений лорда Дорвина относительно мнения Императора и Империи.
Хардин едко поинтересовался:
– Понятно. И вы информировали короля Анакреона об этой согласованной позиции?
– Да, – после того, как я представил это предложение на голосование Коллегии и получил единодушное согласие.
– А когда это
Пиренн снова принял напыщенный вид.
– Я не думаю, что несу перед вами какую-либо ответственность, мэр Хардин.
– Прекрасно. Мне это не так уж жизненно необходимо знать. Просто я думаю, что ваше дипломатическое извещение о ценном вкладе лорда Дорвина в данную ситуацию, – он приподнял уголки рта в кислой полуулыбке, – и явилось прямой причиной этого небольшого дружеского послания. В противном случае они, может быть, тянули бы еще – хотя не думаю, что даже дополнительная передышка помогла бы Терминусу, учитывая позицию Коллегии.
– И каким же это образом вы пришли к такому примечательному выводу, господин мэр? – сказал Йэйт Фулхэм.
– Очень простым. Это требует лишь применения вещи, которой слишком часто пренебрегают – здравого смысла. Существует, видите ли, отрасль человеческого знания, именуемая символической логикой, каковая может быть использована для прополки засоряющих человеческий язык пустых слов-сорняков.
– И что же? – спросил Фулхэм.
– Я и применил ее. Помимо всего прочего, я применил ее к данному документу. Мне лично она была не очень нужна, поскольку я и так представляю, насчет чего тут говорится на самом деле, но, думаю, пятерым физикам я смогу проще объяснить результат символами, а не словами.
Хардин достал из блокнота, подложенного под руку, несколько листков бумаги и раздал их.
– Кстати, это делал не я, – заметил он. – Под результатами анализа подписался, как вы можете видеть, Муллер Холк из отдела логики.
Пиренн перегнулся через стол, чтобы лучше видеть, а Хардин продолжал:
– Анализ послания с Анакреона был, естественно, простым делом, ибо люди, написавшие его, – люди действия, а не люди слова. Текст легко и однозначно выкипает, оставляя в осадке безоговорочное утверждение, которое вы видите в символическом представлении, и которое, будучи передано словами, гласит примерно следующее: "Либо вы отдадите нам желаемое за неделю, либо мы заберем его силой".
Пока пятеро членов Коллегии просматривали строки символов, царила тишина. Затем Пиренн сел и закашлялся.
– Так что же, тут нет никаких уловок, доктор Пиренн? – спросил Хардин.
– Вроде не видно.
– Отлично. – Хардин сменил листки. – Теперь вы видите перед собой копию договора между Империей и Анакреоном – кстати, подписанного за Императора тем же лордом Дорвином, который был здесь на прошлой неделе – и его символический анализ.
Договор занимал пять мелко отпечатанных страниц, а анализ был нацарапан на половине листка.
– Как видите, господа, примерно девяносто процентов договора, будучи бессмыслицей, испаряется в результате анализа; итог же может быть описан следующим примечательным образом: "Обязательств Анакреона перед Империей – никаких! Власти Империи над Анакреоном – никакой!"
И вновь все пятеро с нетерпением разбирали доказательства, тщательно сверяясь с текстом договора; когда они закончили, Пиренн обеспокоено сказал:
– Кажется, все правильно.
– Значит, вы признаете, что договор есть ничто иное как декларация независимости со стороны Анакреона и признание этого статуса Империей?