Установление и Империя

Азимов Айзек

Тут он серьезно, медленно кивнул.

— Вот как? — спросил Деверс. — И что же он сделал?

— Закончил Охват, вот что, — сержант ухмыльнулся с отеческой гордостью. — Ну разве он не молодчага? Разве не здорово он это провернул? Один из наших парней, который любит выражаться непонятно, говорит, что это прошло так же гладко и чисто, как музыка сфер, что бы это там ни значило.

— Теперь начинается большое наступление? — мягко спросил Барр.

— Да надеюсь, — с жаром заявил сержант. — Теперь, когда моя рука срослась, я хочу вернуться на свой корабль.

Я устал протирать штаны в этой скучище.

— И я тоже, — пробормотал Деверс со внезапной яростью и с силой прикусил губу.

Сержант с сомнением взглянул на него и сказал:

— Я лучше пойду. Капитан делает обход, и мне надо спешить, чтоб он меня здесь не застукал.

У двери он приостановился.

— Кстати, сударь, — внезапно сказал он торговцу, неуклюже смутившись, — а вот что сказала мне моя жена. Она говорит, что тот небольшой холодильник, который вы дали мне для нее, работает просто отлично. Он ей ни во что не обходится, и она держит в нем замороженным весь месячный запас провизии. Я ценю это.

— Все в порядке. Забудьте эту мелочь.

Огромная дверь бесшумно задвинулась за ухмыляющимся сержантом.

Дуцем Барр поднялся со стула.

— Что ж, он честно отплатил нам за холодильник. Посмотрим-ка на эту новую книгу… Какая жалость, название пропало.

Он размотал около метра пленки и посмотрел ее на свет, затем буркнул:

— Ну, чтоб мне шило в зад, как выражается наш сержант. Это же «Сады Суммы», Деверс.

— Неужели? — произнес торговец без всякого интереса и отодвинул остатки своего ужина. — Сядьте, Барр. Слушание этой литературы о былых временах ни к чему хорошему не приведет. Вы поняли, что сказал сержант?

— Да, понял. Ну и что из того?

— Начинается наступление. А мы сидим здесь!

— Где же вы хотели бы сидеть?

— Вы знаете, что я имею в виду. В пустом ожидании пользы нет.

— В самом деле? — Барр осторожно вынимал старую пленку из трансмиттера и устанавливал новую. — За последний месяц вы немало порассказали мне из истории Установления, и создается впечатление, что великие вожди во времена прошлых кризисов едва ли делали нечто большее, чем просто сидели и ждали.

— Ах, Барр, но они знали, что к чему.

— Вы уверены? Полагаю, они так говорили, когда все кончалось, и, насколько мне известно, так оно и было. Но нет никаких доказательств тому, что дела не шли бы так же хорошо или даже еще лучше, если бы эти люди не знали, к чему они идут. Глубинные экономические и социальные силы не направляются отдельными людьми.

Деверс усмехнулся.

— Однако нельзя утверждать, что дела не могли бы обернуться хуже. Ваша аргументация построена задом наперед, — взгляд его стал задумчивым. — Знаете, может, мне надо было его пристрелить?

— Кого? Риоза?

— Да.

Барр вздохнул. Его стареющие глаза затуманились воспоминаниями далекого прошлого.

— Убийство — не решение проблемы, Деверс. Я как-то испробовал это, поддавшись искушению, когда мне было двадцать — но это ничему не помогло. Я уничтожил негодяя, но не имперское ярмо на Сивенне,

а дело было в имперском ярме, а не в негодяе.

— Но Риоз не просто негодяй, док. Он — это вся чертова армия. Без него она развалится. Они цепляются за него как младенцы. Тот сержант прямо слюни распускает при одном лишь упоминании о Риозе.

— Все равно. Есть другие армии и другие предводители. Вы должны смотреть глубже. К примеру, есть этот Бродриг — ни к кому другому Император так не прислушивается. Он может затребовать сотни кораблей там, где Риозу приходится бороться, имея лишь десять. Я знаю его репутацию.

— Вот как? Что же говорят о нем? — досада в глазах торговца сменилась острым интересом.

— Хотите краткую характеристику? Он — мерзавец низкого пошиба, с неизменной льстивостью потрафляющий капризам Императора. Он искренне ненавидим аристократами двора — хотя эти тунеядцы и сами хороши, — поскольку он не может похвалиться ни знатностью, ни скромностью. Он является советчиком Императора по всем вопросам, равно как и орудием Императора в самых поганых делах. Он вероломен по собственному желанию, но верен по необходимости. В Империи нет человека столь же изысканного в злодействе и столь же жестокого в забавах. И, говорят, нет пути к императорскому фавору иначе как через него; и нет пути к нему иначе как через бесчестье.

— У-у! — Деверс задумчиво подергал свою аккуратно подстриженную бороду. — И этого-то сукина сына Император прислал сюда приглядывать за Риозом? Знаете ли вы, что у меня появилась идея?

— Нет, не знаю.

— Допустим, что этот Бродриг невзлюбит нашу юную Отраду Армии?

— Считайте, что уже невзлюбил. Он вряд ли способен любить кого-либо.

— Так. Допустим, что дела у них пойдут в самом деле плохо. Император может прослышать об этом, и у Риоза возникнут неприятности.

— Угу. Очень возможно. Но как этого добиться?

— Не знаю. Наверное, Бродрига можно подкупить?

Патриций вежливо засмеялся.

— Некоторым образом да — но не так, как вы подкупили сержанта, не карманным холодильником. Он — птица высокого полета, и вы не достигнете его масштаба. А если б и смогли, это себя не оправдало бы. Да, он продажен, но он не обладает даже элементарной порядочностью, свойственной обыкновенному взяточнику. Он, так сказать, не останется подкупленным — ни за какую сумму. Подумайте о чем-нибудь еще.

Деверс закинул ногу на ногу, быстро и неустанно покачивая носком.

— Это, впрочем, только черновая мысль…

Он замер: сигнал над дверью опять замигал, и на пороге вновь показался сержант. Он волновался; его широкое лицо было красным и серьезным.

— Сударь, — начал он в возбужденной попытке выказать уважение, — я очень благодарен за холодильник, и вы всегда говорили со мной очень здорово, хотя я только сын фермера, а вы знатные господа…

Его плеядский акцент стал очень сильным, так что его едва можно было понять. Волнение и глуповатый вид откровенно выдавали его крестьянское происхождение, полностью заслонив воинскую выправку.