Устройство «Пандора»
Шрифт:
Я снова повернулся к пультам и торопливо осмотрел их. Где же символ солнца? Снова и снова я повторял в уме: «Римская пятерка, красное, левый полумесяц, одиннадцать, треугольник, улитка, зеленое, правый полумесяц, римская десятка, двойной круг».
Наконец я обнаружил кружок с радиально расходящимися лучами — символ солнца — и нажал.
На пульте вспыхнуло множество огоньков. Едва я коснулся иероглифа «V», соседняя консоль разделилась на четыре разноцветных сегмента. Я дотронулся до. красного и снова внимательно осмотрел панели управления. Что теперь? Я увидел два полумесяца и нажал тот, чьи острия глядели вправо. Так, вспоминаем. Пятерка, красное, полумесяц… одиннадцать. Ага, видим две параллельные
А теперь зеленое, полумесяц, десятка и двойной круг… Я повернулся к четырехцветной консоли и дотронулся до зеленого участка. Гул прекратился. За спиной лязгнул металл. Я обернулся и увидел, что Кроссу удалось чуть-чуть расширить щель.
Я кинулся к полумесяцам и нажал правый. Корабль задрожал. Черт, что же там дальше? Я лихорадочно мел взглядом по консоли. Не то… не то… не то… Римская десятка! Я поспешно ткнул в нее пальцем. Осталось найти только двойной круг. Вот он, в центре консоли — точно мишень. Едва я его коснулся, в недрах корабля заработало что-то огромное, мощное…
Не медля ни секунды, я бросился к выходу — навстречу громкому стереофоническому шипению гидравлики. Трап уже поднимался. Я пробежал по ступенькам, спрыгнул на траву и понесся прочь от звездолета. Едва различимый гул быстро превратился в низкий рев. Через несколько секунд древний космический корабль отделился от земли и полетел в зенит.
Он поднимался все выше и выше и наконец скрылся с глаз. Но я еще долго простоял с запрокинутой головой. А потом вдали родилось белое солнце. Я в жизни не видал такого яркого света, он залил весь небосвод и погас лишь через несколько секунд. А потом жуткий грохот низринулся на землю и до основания сотряс гору с храмом пришельцев. И все кончилось.
ГЛАВА 32
«Аватару» я нашел без труда — Джексон Кросс спрятал аппарат невдалеке от инопланетного корабля. Но второго спидера я не обнаружил. Вероятно, пилот Фицпатрика, как и мой, сразу улетел обратно.
Путешествие домой доставило мне истинное наслаждение — за что спасибо АНБ. Правда, я теперь, наверное, до конца своих дней не изживу презрения к обычным спидерам. До чего же было жалко покидать «аватару» на границе Соединенных Штатов! Но иначе поступить я не мог. Оставить себе эту машину — все равно что бросить АНБ открытый вызов, объявить войну на уничтожение. На такие подвиги меня не тянуло. Пусть уж лучше феды до скончания века ломают головы над внезапным исчезновением Кросса.
До Сан-Франциско я добрался благополучно, и вскоре меня почтил визитом Элайджа Уитт. Я подробно рассказал обо всем, что случилось в Перу, а он посвятил меня в некоторые нюансы дела. От него я узнал, что Фицпатрик работал в проекте «Синька» и помог военным разобраться с ускорителем частиц. Сказочку о встрече с Мэллоем в Китае он сочинил лишь для того, чтобы замаскировать свою причастность к розвиллским исследованиям. Когда его открытие позволило военным превратить мир в помойку, он ощутил' бремя личной ответственности.
В ту же ночь, когда мы собрались в «Савое», сразу после моего ухода Фицпатрик полетел в Перу. Уитт долго отговаривал его, убеждал не лететь в одиночку, но старик настоял на своем. «Не надо его оплакивать, — сказал мне Уитт. — Он сам себя осудил, сумел искупить все грехи и покинул наш мир с чистой совестью».
Еще Уитт помог разобраться со шкатулками. Не пойму, как я сам не допер, что шкатулка Реган и шкатулка Эллиса — одна и та же вещь? Мэллой хорошо знал свою дочь и вовсе не собирался открывать ей тайну «Пандоры». Стало быть, я охотился за призраком?
Меня давно мучил вопрос, кто же тот загадочный доброжелатель, который звонил мне в кабак «Сумерки»? Уж не Джексон ли Кросс прикинулся другом Тэкса, чтобы тот проделал за него грязную работу? Вряд ли, решил я по некотором размышлении. По видеофону в «Сумерках» я говорил задолго до того, как обо мне пронюхали аэнбешники. Я спросил Уитта, какие у него мысли на этот счет, и он преподнес сюрприз. Оказывается, он и был тем анонимным доброжелателем. А Фицпатрик позвонил Уитту еще до того, как тот получил шкатулку. Уитт имел связи в верхах, практически во всех спецслужбах, включая АНБ, и Фицпатрик обратился к нему за помощью. А еще Фицпатрик нанял меня, и Уитт никак не мог взять в толк, почему старик решил, что я способен найти не только Мэллоя, но и остальные шкатулки. Как бы то ни было, Уитт позаботился о том, чтобы я проник в «Автотех» и Розвилл.
Я спросил Уитта, почему он позволил мне вынести шкатулку из его дома. Он от души рассмеялся и хлопнул меня по плечу. Уитт принимал меня за журналиста, пока не позвонил Фицпатрик, — как раз в тот момент я сидел в погребе. Я попросил извинить за вторжение, кражу и нанесение побоев телохранителю, но он отмахнулся и сказал: «Все хорошо, что хорошо кончается». Тогда я вспомнил, что у него очень симпатичная племянница, и посоветовал дать ей чуточку больше свободы.
Уитт оказался настолько любезен, что предложил мне некоторую сумму для покрытия расходов и выписал чек. Проводив профессора, я долго сидел и размышлял обо всем, что случилось. Только о Реган я старался не думать — сердце кровью обливалось всякий раз, когда я ее вспоминал. Она обвела меня вокруг пальца, как последнего лоха, и все-таки я не мог на нее сердиться. Может, и к лучшему, что погибла? По мне, жить на свете ради одних денег — удовольствие ниже среднего.
Чтобы не думать о грустном, я вспомнил Челси. Луи мне уже сказал, что она вернулась в Сан-Франциско, я ей позвонил и зазвал в «С пылу, с жару» пропустить стаканчик. Все-таки знакомство с Реган кое-чему меня научило. Не терпелось излить душу Челси, а под конец добавить, что этот мир мне кажется совершенно непригодным для жизни в одиночку. Может, я решусь-таки предложить ей любовь до гробовой доски… Лишь бы она еще не передумала.
— Челси, ты, конечно, молодчина, что вернулась. Похоже, у тебя уйма свежих впечатлений.
Смотрелась она шикарно. Я глядел на нее поверх стакана с бурбоном, и порочные желания накатывали волнами. Челси добродушно и без тени смущения смотрела на меня и улыбалась. Но я вовсе не был уверен, что эта улыбка — добрый знак.
— Ты прав. Мне всего-то навсего нужно было развеяться.
Ее тон мне совсем не понравился. Я не ахти какой спец по части женской психологии, но в тот момент ясно понял: сейчас услышу как раз то, чего не хочу услышать. Почему-то я решил, что лучшее средство против отказа — предложение в агрессивной форме.