Уступи соблазну
Шрифт:
Но Мэдлин могла видеть и отрицательные стороны. Их труднее было выразить словами, но тем не менее они были вполне реальными. Одной из них было то, что и он и она были очень похожи — оба привыкли отдавать распоряжения и требовать их исполнения.
А если для каждого из них другой становился центром их мира… Что тогда? Они оба почти всю свою взрослую жизнь прожили в одиночестве, и в их относительно зрелом возрасте найти способ поступиться каким-то аспектом своей индивидуальности — приспособиться к другому, такому же независимому человеку — было совсем не легкой задачей.
Это
Мэдлин слишком хорошо себя знала, поэтому могла представить, что если когда-нибудь она превратится в женщину, способную свернуть с дорожки, которую искренне считает правильной, невзирая на возможные для себя опасности, то она может положить начало серьезному разногласию между собой и Джарвисом, потому что знала, как отнесется к этому Джарвис — так же, как отнеслась бы она, если бы они поменялись местами.
Он был воителем, предназначенным охранять и защищать, — но и она была по натуре такой же.
Сила и преданность текли у него в крови, так же как и у нее. Именно это побудило Джарвиса рисковать своей жизнью во Франции на протяжении более десяти лет, и именно это побудило Мэдлин — ради того чтобы растить и оберегать своих братьев — пожертвовать той жизнью, к которой стремятся большинство юных леди.
Джарвис был тем, кем был, и она была той, кем была, и ни один из них не мог изменить основных присущих им личностных качеств. И отсюда возникал жизненно важный вопрос: могут ли они найти какой-то способ притереться друг к другу, жить вместе без того, чтобы постоянно кто-то задевал чувства и оскорблял самолюбие другого?
Тяжко и протяжно вздохнув, Мэдлин посмотрела на дом, мирно греющийся на солнце. Вместо того чтобы найти ответы, она все больше вопросов задавала самой себе, и, что самое неприятное, вопросы были такими, на которые почти невозможно было найти бесспорные ответы.
Встав со скамьи и так и не придя к окончательному выводу, Мэдлин пошла обратно к дому.
Солнце уже давно прошло зенит, когда Джарвис вывел Крестоносца с хелфордского парома, сел на спину серого и легким галопом направил его из деревни на юг по дороге к Коуврэку и лежащему дальше Треливер-Парку.
Он покинул Фалмут час назад, довольно успешно выполнив то, для чего приезжал. Выйдя из конторы начальника порта, он поговорил с несколькими офицерами таможенных судов, покачивающихся в гавани, а затем поехал дальше к замку Пенденнис, чтобы связаться со своими морскими агентами.
Никто из должностных лиц не знал ничего, кроме слухов, о каком-то корабле, пропавшем в прошлом месяце; не было никаких официальных записей, никаких жалоб — ничего.
Оставив замок Пенденнис и вернувшись обратно в город, Джарвис отправился в портовые таверны, чтобы послушать неофициальные версии. Но и там он не узнал ничего нового. Значит, если брошь, которую нашли братья Мэдлин, появилась после недавнего кораблекрушения, тогда это разбившееся судно должно было принадлежать каким-то контрабандистам, скорее всего не местным.
Джарвис же был склонен думать, что брошь, вероятно, осталась после какого-то давнего кораблекрушения.
Его убежденность подтвердилась
Чарлз пришел в восторг при виде Джарвиса, и Джарвис почувствовал, как у него самого поднялось настроение, когда они обменялись рукопожатием и похлопали друг друга по спинам. Они сели и выпили по пинте, а потом Чарлз заставил его пойти с ним в лучшую гостиницу Фалмута, чтобы познакомить его с Пенни и двумя своими псами. Волкодавы тщательно обследовали Джарвиса, а потом, сказав по-собачьи «гм» и отступив, улеглись возле камина, позволив гостю приблизиться к жене их хозяина.
На Джарвиса они произвели впечатление, иЧэн всерьез задумался, не приобрести ли для Мэдлин подобную пару стражей. Несмотря на объяснение Чарлза, что он приобрел собак, чтобы обеспечить Пенни компанию, было ясно — во всяком случае, для Джарвиса и, как он подозревал, для Пенни тоже, — что Чарлз чувствовал себя намного спокойнее, зная, что собаки охраняют его жену. Хотя в намерения Джарвиса не входило оставлять жену одну на длительное время, однако иметь двух таких громадных и преданных животных, чтобы оберегать ее, пока он верхом объезжает поместье… Джарвис вполне оценил замысел Чарлза.
Проскакав через Коуврэк, Джарвис повернул к Треливер-Парку. Тайна броши не давала ему покоя, но когда он рассказал всю историю Чарлзу и Пенни, у которых, как и у него, был большой опыт общения с местными группами контрабандистов, они пришли к тому же заключению, что и он: брошь скорее всего осталась после какой-то давней катастрофы.
Конечно, как отметила Пенни, и ее слова прозвучали созвучно его собственным мыслям, трудно представить себе, зачем контрабандистам переправлять подобный груз.
И все же этот непреодолимый зуд у него в затылке не прекращался. Джарвис решил взять с собой Гарри, Эдмонда и Бена, чтобы они показали ему, где сделали свою находку, просто на случай если точное место натолкнет на что-либо еще — на какое-то другое открытие.
Ворота Треливер-Парка были всегда широко открытыми Джарвис, въехав в них, рысью поскакал по дорожке, а когда остановился в переднем дворе, солнце уже опускалось на западе над полуостровом.
Спешившись, Джарвис ждал, и вскоре торопливые шаги возвестили о груме, который выбежал из-за угла конюшни, чтобы взять у него лошадь.
— Простите, милорд. — Юноша быстро склонил голову и схватил поводья. — Но в доме настоящий переполох, и мы не знаем, что делать.
— О-о?
Предчувствие коснулось затылка Джарвиса и холодом скользнуло у него по спине.
В том, что парадная дверь оставалась открытой, не было ничего необычного. В большинстве загородных домов, особенно в тех, где есть молодежь, и особенно летом, двери оставляют открытыми настежь. Но что было необычным — это отсутствие Милсома.