Усы генералиссимуса
Шрифт:
– Но эта часть тела не умеет петь,– возразила голова.– Я протестую!
– Мы тоже протестуем!– заволновались зрители в первых рядах.
– Пусть пердит,– пояснил залу Сталин,– из его рта всё равно ничего кроме пердежа не выходит.
– Но поклонники не будут платить за это деньги, и я останусь без работы,– настаивала голова,– у меня большая семья и множество обязательств по кредитам.
– До этого же платили,– отрезал Сталин и начал вытягивать из петель брюк ремень.
– Что Вы собираетесь делать?– с тревогой поинтересовалась голова.
– Дам
– Не надо,– взмолилась голова,– я больше не буду петь. Обещаю!
В зале засмеялись, раздался громкий свист и одобрительные возгласы.
Я тоже засмеялся и проснулся от собственного смеха.
Комната была наполнена мягким солнечным светом.
В пересекающих пространство лучиках, я видел частички пыли.
Они медленно плыли по воздуху, исчезая на границе света и тени.
«Также происходит и с людьми,– подумал я,– лишь успев появиться в тонкой полоске света, тут же исчезаем за гранью темноты».
Мои философствования прервал стук в дверь.
– Эй, Гоша, вставай,– услышал я голос товарища Сталина,– тут опять с самого утра про этого артиста передают.
Я мотнул головой, отгоняя остатки сна.
– Пять минут, только приму душ.
Комната товарища Сталина, куда он меня привёл, была небольшого размера.
Возле стены стояла кровать, напротив которой висел большой телевизор.
Женщина диктор с бесстрастным видом сообщала о том, что согласно завещанию безвременно ушедшего великого артиста его тело будет сожжено, а прах развеян над разными континентами Земли. Всё своё состояние певец отдавал детским домам.
– Я слышал его песни,– сказал Сталин,– полная ерунда, пустой человек. Пел о любви, а в глазах любви не было. Но деньги свои деткам оставил, значит, думал о них, переживал.
Я не стал говорить, что убитый действительно очень любил детей, и именно эта пагубная любовь расшвыряла его мозги по белым кафельным стенам.
И ещё я мысленно поблагодарил человека, который заставил мнимого певца подписать подобное завещание.
– Согласен, Иосиф Виссарионович,– вслух сказал я,– как говорится: встречают по одёжке, провожают по уму.
Мы спустились на первый этаж, где за накрытым столом сидел Молотов.
На его лице сияла улыбка, но выглядел он помятым: видимо, вчерашнее возлияние не прошло для него даром.
Через несколько минут к нам присоединился Виктор Антонович.
Завтрак прошёл в полной тишине.
После его окончания Сталин начал набивать трубку.
– Виктор,– нарушил он тишину,– как думаешь: может, нам отпустить товарища Молотова в заслуженный отпуск?
– Надолго, Иосиф Виссарионович?
– Пусть увидится с семьёй, отдохнёт, наберётся сил, ведь очень скоро у него не будет такой возможности. Как и у всех нас. Предстоит большая работа. Недели две, Вячеслав, тебе хватит?
– Конечно, товарищ Сталин, весьма признателен за заботу,– Молотов удовлетворённо закивал головой.
– Тогда иди, собирай вещи.
Молотов тут же поднялся и, благодарно кивнув, исчез за дверями.
Для себя я отметил, что включён в некую общую работу, но вопросов задавать не стал.
– Вчера нас прервали,– обратился ко мне Сталин,– а сегодня я буду очень занят. Начал писать большой труд о нынешнем международном положении России. Не хочу, чтобы ты думал о товарище Сталине, как о болтуне и пустослове. Мой компаньон знает историю, о которой я говорил вчера, не хуже меня. Пусть и расскажет.
Виктор Антонович кивнул головой:
– Мы, товарищ Сталин, погуляем по территории, не будем Вам мешать.
– Вот и отлично. К обеду меня не ждите.
– Что это за место?– спросил я Виктора Антоновича, когда мы вышли из дома.
– В эпоху всеобщего обогащения новоявленные миллиардеры вкладывали легко доставшиеся деньги во всё, что могли. По замыслу одного из них тут должны были построить элитный посёлок, что-то наподобие знаменитой Рублёвки,– ответил он.– Но хозяин разорился и выставил участок на продажу. Я выкупил все его долги перед кредиторами и стал единоличным владельцем.
– Могли бы деревья посадить или цветы, украсить немного.
– Зачем?– Виктор Антонович пожал плечами.– Меня устраивает данный пейзаж: простор, широта, настоящее русское поле.
– Ну да,– хмыкнул я,– тогда зачем подстригаете?
– Стричь начали совсем недавно,– пояснил он,– живность тут растёт с удивительной быстротой, за пару недель поднимается выше плеч, ходить невозможно.
– А я подумал, чтобы контролировать подходы к дому.
– Мне, Гоша, бояться нечего и некого,– Виктор Антонович цепко смотрел мне в глаза.– Хотя, надо признать, охрана в этом месте весьма серьёзная. Заметили, как я вчера неожиданно появился?
– Конечно, заметил.
– Под землёй на многие километры проложены огромные трубы, бывший владелец весьма обстоятельно подошёл к обустройству местности. Так что мне оставалось только объединить их в единую систему.
– Систему подземных ходов!– сказал я.
– Точно,– Виктор Антонович улыбнулся,– через каждые сто метров бункера с охраной.
– Это Вы мне намекаете, чтобы сбежать не думал?– спросил я.
– А зачем бежать? Разве Вы в плену или Вас обижают? Если захотите уйти, только скажите: силком никто никого не держит. Но хочу предупредить: если наш разговор продолжится, Вы узнаете множество очень любопытных вещей. А в этом случае обратной дороги не будет.
– Это официальное предложение к сотрудничеству?– спросил я.
– Считайте, что да.
– Виктор Антонович, согласитесь, довольно трудно принимать решение, не понимая, о чём идёт речь.
– Вы разумный человек, Гоша, и давно обо всём догадались.
– Хотите поменять власть в России?
Он немного помедлил с ответом, взвешивая слова:
– В мире, во всём мире. Но начнём мы с нашей многострадальной Родины.
Под моими ногами юркнула ящерица.
Я проводил её взглядом: