Утоли моя печали
Шрифт:
Вытянувшись по стойке "смирно" (ведь он все же офицер, должен оценить выправку и повадку), я стал рапортовать :
– Мы просим разрешения оставить хоть часть самодельных телевизоров в юртах. Поскольку они позволяют культурно заполнять часы отдыха. И это содействует повышению творческой энергии инженеров, научных работников.
– А кто разрешил устанавливать эти телевизоры?
– Не помню, кто персонально, однако это было известно руководству института и тюрьмы.
Сергей включился, дополняя мой ,,воинский" официальный рапорт доверительным рассказом простодушного работяги:
– Да ведь они все состряпали из отходов, из мусора, как говорится, на соплях. Но при этом люди тренировались,
– Это ценные приборы. Израсходованы материалы, принадлежащие государственному объекту. Это можно расценивать как хищение. И делали в рабочее время. Значит, грубо нарушали дисциплину. Я проявил снисходительность, не вел следствия, не привлекал виновных. Только приказал изъять незаконные, неположенные телевизоры. И приказ должен быть выполнен.
– Гражданин начальник, мы просим в виде исключения. Раньше у нас бывали киносеансы. А теперь это единственный вид отдыха и вместе с тем культурно-идеологического воспитания.
Сергей подхватил:
– Ведь вы же знаете, как мы тут работаем. По 14-16 часов, не за страх, за совесть, изобретаем, придумываем, есть крупные достижения. Большинство получили награды и премии.
– Кто вам разрешил ко мне обращаться?
– Он спрашивал, не повышая голоса, глядя мимо нас.
– А мы всегда обращались прямо к начальнику.
– Потому что забыли, где находитесь, кем являетесь. Впредь этого не будет. Обращаться можете только к непосредственным начальникам. И только по работе. Вопросы быта, содержания решает администрация охраны. Сейчас допущено грубое нарушение. Для первого раза объявляю устный выговор. Впредь буду строго наказывать. Идите.
На лестнице мы закурили. У Сергея дрожали пальцы.
– Ну и гад, мать его в червивую душонку... Ты видел глаза? Не человечьи - жабьи. Такому бы в подвале с наганом расстреливать, а он руководит научной работой.
– Мешок холодного говна!
Оставалось только сочинять злые стишки и в них давать волю бессильному гневу.
Настала сокрушительная власть
Тупого и угрюмого
Подонка Недоумова.
Над нами покуражился он всласть.
* * *
Через несколько дней во всех лабораториях начали изымать "неинвентаризованные приборы и неправильно оформленные секретные документы". Предстояло обследование какой-то особо важной правительственной комиссией. Приборы и документы, ранее не включенные в ту инвентаризационную опись, которая была приложена к официальному акту передачи шарашки от МГБ управлению ЦК, подлежали уничтожению...
Всеволод Р., инженер-вакуумщик, иронический одессит, неутомимый рассказчик похабных анекдотов и почитатель румынской монархии (в годы оккупации он работал в Бухаресте), говорил растерянно, испуганно:
– Слушайте, они же ж с ума посходили! У нас был цейсовский микроскоп, двухокулярный. Уникальный экземпляр! Сделанный по особому заказу фирмы "Филипс". Перед войной стоил семьдесят тысяч марок - настоящих, золотых. Так его приказали уничтожить и в яму. Видели, там, за котельной, у свалки выкопали яму? Это для приборов, для деталей. А все документы, чертежи, схемы, патенты, подробные описания технологии, - сотни, тысячи папок, - все в топку! Американцы или англичане дали бы за них чистые миллионы. Мы думали хоть микроскоп на будущее сберечь; упаковали в вату, в ящик и понесли в яму... А там стоит майор Шикин и два жлоба - работяги из механического с ломами и кувалдами... Он увидел ящик: "Это еще что такое? Кто придумал? Саботаж приказа командования?" И велел кувалдами бить вдребезги! Я хотел объяснить, так он еще грозил посадить в карцер... Вы бы видели, что в те ямы накидали! Ценнейшую измерительную
В те дни я узнал, что в топки брошены все материалы моих фоноскопических работ - тысячи звуковидов, сотни листов - описания, вычисления, схемы... Они были "неправильно засекречены" и подлежали замене актами об уничтожении.
Оставались только записи в рабочих книгах.
Жалким утешением было то, что мне самому не пришлось участвовать в разгроме. В моем рабочем архиве "наводила порядок" - то есть отбирала материал для уничтожения и подписывала акты - младший техник-лейтенант Валентина Ивановна П. Она стала числиться автором всего, что я раньше делал, и всех будущих моих работ.
Пригожая, темно-русая толстушка, сероглазая с мохнатыми ресницами, абрикосовым пушком на щеках, с родинкой у пухлой нижней губы, она глядела печально-сочувственно и, когда никого не было вблизи, шептала:
– Ах, как я вас понимаю. Так жаль, так жаль... Ведь это ваши работы! Вы, наверно, надеялись - они помогут вам досрочно выйти?.. Это так обидно... Но что поделаешь. Приказ. Подполковник Наумов очень строгий начальник. Он еженедельно докладывает лично Лаврентию Павловичу... Вы же знаете, ведь вы, кажется, были военным, - приказ!.. А сегодня вы позанимаетесь со мной английским? Через месяц я должна сдавать минимум по языку. Так трудно! И еще Василий Николаевич сказал, что вы мне поможете написать заявку насчет диссертации... А то я еще тему не выбрала...
Антон Михайлович в эти дни был хмур. Улучив минутку, я все же попытался заговорить с ним о материалах по фоноскопии. Используя старые рабочие книги, я мог бы попытаться повторить исследования, восстановить хотя бы часть сделанного, - ведь это же работы, необходимые для основной темы института; без них нельзя добиться воспроизведения индивидуальных особенностей голоса после сверхнадежной "импульсной" шифрации.
Он сердито морщился:
– Все это я уже слышал. Неоднократно. Больше слышать не хочу. Приказов я не обсуждаю. Понятно? У вас есть точно очерченный круг задач. Вы обязаны прежде всего исследовать разборчивость, а затем условия восстановления голоса в каждом конкретном случае... Вам, кажется, не нужно объяснять, что наш объект принадлежит не Академии наук. Условия работы сейчас изменились; это вы обязаны понимать. Поэтому я советую и приказываю, - заметьте, я мог бы приказать, но я сначала советую, - прекратить разговоры.. Они бесполезны. Подчеркиваю: все эти разговоры, ахи, охи, жалобы и стенания абсолютно бесполезны и даже вредны, прежде всего для вас. Работайте. До свиданья.
И все же мы с Сергеем написали в ЦК партии. Сергей - о варварском уничтожении приборов, а я - о нелепом и, в конечном счете, вредном обезличивании творческой роли заключенных, об истреблении материалов по фоноскопии.
Зная о традиционных противоречиях между начальством тюрьмы и шарашки, мы решили послать письма через тюрьму.
* * *
Оперуполномоченным тюрьмы после добряка Шевченко стал полковник Мишин - сытый, наглый франт. Он щеголял в ладно скроенных мундирах, наряжаясь то летчиком, то танкистом, то артиллеристом, - офицеры органов носили знаки самых разных родов оружия, то ли для пущей секретности, то ли чтобы не пугать жителей столицы нарастающим обилием чекистских кадров. Два-три раза в месяц он выдавал нам письма, переводы, бандероли. Списки вызываемых за почтой оглашались на поверке или вывешивались у юрты медпункта.