Утонченный мертвец (Exquisite Corpse)

Ирвин Роберт

Лже-Кэролайн окончательно растерялась. Но я действительно не знал, что будет дальше, после того, как мы придем в парк и усядемся на траву. Мои записи обрывались на том, как Кэролайн говорит, что пойдет за мороженым, и исчезает. Мне хотелось узнать, как бы все получилось, если бы она вернулась. Я весь трепетал в предвкушении. Чем закончится наш маленький спектакль? Как все могло обернуться на самом деле?

И вот наступило долгожданное воскресенье. Я пришел в паб пораньше. Широкополая шляпа Хорхе отбыла вместе с ним в Аргентину, так что вместо нее я купил котелок. При таком головном уборе у меня появился хороший повод представить себя персонажем с картин Магритта. С теми, кто носит котелки, всегда случается что-то необыкновенное. Итак,

я пришел в шляпе и с той самой индийской тростью с вкладной шпагой, которая была со мной в первый раз (хотя Оливер несколько раз заходил ко мне на Кьюбе-стрит, специально чтобы ее забрать, за разговорами мы забывали об этом, и она так и осталась у меня).

Как только Лже-Кэролайн вошла в бар, я надел на глаза маску для сна и раздраженно проговорил:

– Маккеллар, ты где? Маккеллар?

Лже-Кэролайн ответила низким, нарочито сексапильным голосом:

– Так зовут вашего друга? Я кивнул.

– Он только что вышел. А когда выходил, сунул мне в руку записку.

Она сделал вид, что читает записку:

«Дорогая мисс___________,

У Вас такое хорошее, доброе лицо. Умоляю Вас, позаботьтесь об этом юноше. Трагический случай лишил его зрения…»

И далее – по тексту. Лже-Кэролайн явно не потрудилась запомнить свою часть диалога, и было вполне очевидно, что она время от времени справлялась с блокнотом, но меня это нисколько не раздражало. На самом деле, гораздо больше меня смутило, что когда она взяла меня за руку, и я доверчиво вышел следом за ней из паба, на улице было промозгло и холодно, и шел мелкий дождик. Мостовая намокла, и вместо того, чтобы сосредоточиться на своих ощущениях, мне пришлось думать о том, как бы не поскользнуться и не наступить в лужу. Также меня беспокоило, что мы будем делать в парке, если нам не удастся сесть на траву. Все было не так, как должно было быть. Чересчур сладкий, тяжелый запах ее духов напоминал аромат умирающих гардений. Она чувственно водила ногтем по моей ладони, и это было неправильно. Вместо ярких стремительных образов прежних дней, в темноте за закрытыми веками возникали какие-то мрачные призрачные джентльмены в полосатых жилетках и брюках, которые как будто намеревались препроводить меня в начало длиннющей очереди, конец которой терялся где-то в бесконечности.

Поскольку меня постоянно что-то отвлекало, я даже не сразу сообразил, что меня ведут вовсе не в Сент-Джеймсский парк! Я понял это только тогда, когда Лже-Кэролайн потянула меня за собой вниз по лестнице – то ли каменной, то ли кирпичной, – заваленной какими-то обломками и булыжниками.

Лестница была узкой, и Лже-Кэролайн тесно прижалась ко мне на ходу, шепча мне на ухо слова из блокнота. Наконец мы добрались до самого низа. У меня за спиной раздался громкий шорох – наверное, крыса. Я уже собирался спросить, что происходит, как вдруг мне в шею уперлось что-то холодное и заостренное, и мужской голос сказал:

– Ладно, красавчик, давай сюда свой кошелек. И без шуток, приятель, а то я тебе перережу глотку. И это… брось свою палку.

Ему не стоило напоминать мне про трость. Я незаметно провернул серебряный набалдашник и нажал потайную кнопку, которая выбрасывала клинок. Резко вскинув руку, я вслепую рванулся вперед, оступился, едва не упал и почувствовал, как что-то кольнуло меня в шею сзади.

– Осторожнее, Арнольд! – закричала Лже-Кэролайн. – У него сабля!

Я сорвал маску с глаз. Еще только начало смеркаться, но небо было затянуто плотными тучами, и поэтому казалось, что уже почти ночь. Мы стояли посреди обломков высотного здания, разрушенного при бомбежке, и с улицы нас было не видно, потому что огромные рекламные щиты закрывали разбомбленный участок со всех сторон. Арнольд, одетый в пальто из толстой шерстяной ткани и вязаную шапочку наподобие тех, которые носят матросы на рыболовецких судах, неумело размахивал ножом, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Лже-Кэролайн испуганно жалась к нему со спины. Так получилось, что я перекрыл

им единственный выход на улицу. Шея слегка кровоточила, но рана была не опасной. Просто царапина, ничего страшного. Глядя на бледное перепуганное лицо незадачливого грабителя, я вдруг понял, что глупость – она не всегда нейтральна с точки зрения морали. Иногда глупость бывает и злой, причем злой активно.

– Брось нож, – сказал я. Он послушался.

– На колени, вы оба. Нет, не так. Лицом друг к другу. Они сделали, как я велел. Стоя в жидкой грязи на коленях,

они оба дрожали. Я тоже дрожал. Было холодно, очень холодно.

– Она меня предала. Я хочу, чтобы ты выслушал ее признание, Арнольд. Я отойду, чтобы вам не мешать, но я буду рядом. Кэролайн должна понести наказание за свое вероломство, но прежде чем я отрублю ей голову, я дам ей возможность покаяться во всех грехах. Я считаю, что так будет правильно. Ты, Арнольд, будешь ее исповедником. А потом я хочу, чтобы ты завязал ей глаза своим шарфом.

Держа шпагу, как королевский палач, прямо перед собой, я отступил на пару шагов назад, к подножию полуразрушенной лестницы. Они заговорили друг с другом вполголоса. Со стороны было совсем не похоже, что он отпускал ей грехи. Ну и ладно. А потом они вдруг вскочили с колен и бросились в разные стороны. Арнольд заметил еще один выход: узенькую ненадежную тропинку, поднимавшуюся по стене котлована к щели между двумя рекламными щитами. Лже-Кэролайн побежала к началу тропинки, рискуя в любую минуту сломать каблук и подвернуть ногу. А сам Арнольд начал карабкаться вверх прямо по раскрошенной стене. При всем желании я не смог бы перехватить их обоих, впрочем, Арнольд меня мало интересовал. Наклонив шпагу, я преградил Лже-Кэролайн дорогу. Она тряслась и стонала. Похоже, он страха она потеряла дар речи. Но я вовсе не собирался ее убивать. Доктор Уилсон был прав: я не убийца. Однако я не представлял себе, что делать дальше. Мы добрались до этапа импровизации гораздо раньше, чем я ожидал.

А потом я вдруг понял, что надо делать. Проиграть грезы юности в лицах, придать им хотя бы подобие воплощения -это возможно. Главное, чтобы хватило смелости. Угрожая Лже-Кэролайн шпагой, я заставил ее подняться по лестнице. Когда мы выбрались на улицу, я увидел, что мы находимся между Лестер-сквер и Национальной галереей. Я поймал такси, затолкал Лже-Кэролайн на заднее сидение, сам забрался в машину и назвал водителю адрес в Свисс-Коттедже. Лже-Кэролайн продолжала стонать, но я ободряюще ей улыбнулся и сказал:

– Если будешь пай-девочкой, у тебя еще остается шанс получить деньги.

Ее стоны слегка поутихли, но только слегка. Однако таксист словно и не замечал, что с ней что-то не так.

– Свисс-Коттедж. Это будет вам стоить. Многие жалуются, что такси – это дорого, – заявил он. – Ну, так и бензин нынче дорог. Люди этого не понимают. А почему он такой дорогой? Ну, бензин? Потому что мы так до сих пор и воюем. Вот чего мы полезли в войну в Корее? Мало нам двух мировых войн в одном веке?! А корейцы пусть сами воюют, если им так прижало…

Пока таксист излагал нам свою точку зрения на корейцев, китайцев, японцев и русских, я вырезал в маске дырки для глаз (все-таки полезная штука: трость с выкидной шпагой; сегодня она пригодилась мне уже не раз). Потом я вновь надел маску и котелок, и меня вдруг охватило загадочное ощущение удовольствия. Я называю его загадочным, потому что я вовсе не сразу определил его скрытый источник, хотя это было действительно странное чувство, и мне хотелось понять, откуда оно происходит. А потом я вдруг вспомнил, как в детстве мой гувернер показывал мне эпизоды из приключенческого сериала «Приключения Зорро» на импровизированном экране у меня в детской, наполненной роскошью и одиночеством. Да, вот оно! В котелке, в черной маске, с сияющей шпагой, я стал воплощением благородного мстителя, английским Зорро! Ура! Ура! Романтика и приключения еще не исчезли из этой жизни! Они по-прежнему здесь, со мной! Ура!