Утонченный мертвец (Exquisite Corpse)
Шрифт:
* Фаланстер – в утопии Шарля Фурье, здание или ряд зданий, в которых проживает социалистическая коммуна; собственно социалистическая коммуна.
Я почти соблазнился. Любая случайность – она не случайна, и если мне вдруг представилась возможность познакомиться с людьми, которые в каком-то смысле могли бы стать для меня заменой «Серапионовых братьев», наверное, не стоит ее упускать. Также не исключалось, что в Майлзе Мидвинтере я вновь обрету Неда Шиллингса, перевоплотившегося в новом качестве, отличном от прежнего, но все же вполне узнаваемом. Однако, по здравому размышлению, я пришел к выводу, что сейчас я не в том настроении, чтобы знакомиться с новой компанией: в моем состоянии глубокой депрессии, я все равно бы не смог в полной мере проникнуться легкомысленными идеями нового фурьеризма. Я переслал памфлет
Однако меня поразило, что я и вправду чуть было не бросился к илингским фурьеристам. На самом деле, это был очень тревожный знак. Раньше я как-то об этом не думал, а теперь вдруг осознал, как сильно меня тяготит одиночество. Отчасти по этой причине я решил обратиться к психоаналитику. Также меня беспокоила затяжная бессонница: у меня получалось заснуть, только напившись до полного одурения. И самое главное, я по-прежнему надеялся, что однажды мы все-таки встретимся с Кэролайн на улице, и пойдем с пей в кафе или в бар, и я расскажу обо всем, что случилось со мной после нашего расставания: как я упражнялся в гипнозе и чтении по губам в Германии, как пытался найти ее через частного детектива, что я делал в Милтонской клинике, как работал военным художником в КВХ, чем занимался после войны. Я расскажу обо всем, может быть, даже о нашем романе с Моникой. Но сперва мне хотелось испробовать историю своей жизни на ком-то другом. Мне нужен был кто-то, кто меня выслушает, поймет и оправдает. Но больше всего мне хотелось взглянуть на себя со стороны, глазами непредвзятого постороннего. Мне хотелось освободиться от собственной довлеющей самости, выйти наружу, бросить небрежный взгляд через плечо и увидеть себя. Потому что в последнее время меня не покидало гнетущее ощущение, что я заперт в себе, как в ловушке; заживо похороненный в собственном теле, я мог сколько угодно кричать, надрывая голос, но никто бы меня не услышал.
Доктор Уилсои вел прием в кабинете, расположенном на цокольном этаже в его доме в Свисс-Коттедже. На стенах висели репродукции гравюр Уильяма Хогарта из цикла «Распутница». В углу стояла большая сумка с клюшками для гольфа, и добрый доктор сразу поинтересовался, играю я или нет, и, похоже, был разочарован, когда я ответил, что нет. Я приходил к нему дважды в неделю: ложился на мягкий диванчик и говорил, глядя на деревья за окном, а доктор Уилсон сидел на стуле у меня за спиной и что-то записывал в маленькую тетрадку. Он был очень похож на Дональда Мелдрума, только без бакенбард и усов, и чуть ниже ростом, и не такой шумный. Он был словно улыбка без кота. За тем небольшим исключением, что доктор Уилсон никогда не улыбался. Впрочем, как я уже говорил, он сидел у меня за спиной, так что, может, он и улыбался, просто я этого не видел.
– Что надо делать? – спросил я на первом сеансе. – О чем говорить?
– Говорите, о чем хотите.
– Но я не хочу ни о чем говорить.
После чего воцарилось молчание. Минут через десять я сдался.
– А мне разве не надо рассказывать о своих снах?
– Ну, если хотите.
На первый взгляд, я вроде бы проиграл этот раунд. Однако уже через пару сеансов, на которых я очень подробно пересказывал свои сны и говорил о своих впечатлениях и мыслях об этих снах, стало вполне очевидно, что я одержал верх над доктором Уилсоном, и ему пришлось отступить. Проблема, с которой столкнулся мой врачеватель душ, заключалась в том, что, как я уже говорил, мне снятся на редкость бесцветные и скучные сны – походы по магазинам, ожидание поезда, собеседования с потенциальными работодателями и все в том же роде. Я лично считаю, что эти сны тоже по-своему интересны, потому что за долгие годы повторяющихся сновидений у меня сложилась своеобразная сон-топография, и нередко случалось, что когда я бродил по городу во сне, я узнавал его улицы и заранее знал, что, скажем, если свернуть в переулок направо, там будет большая скобяная лавка с дивным ассортиментом товаров, который уже не найдешь наяву в послевоенной Британии. Мои тусклые сны, их четкая логика и почти материальная плотность, были по-своему обворожительны. Также меня поражало, что я ни разу не смог ничего купить в магазинах из снов. Неуловимые вещи, мелькающие в витринах в моих сновидениях, только дразнили, но никогда не давались мне в руки.
Доктор Уилсои не разделял моего восторга. Через
Уже после первых шести недель между нами установилась прочная эмоциональная связь. В психологии эта связь называется перенесением. Она проявляется в осознаваемых и неосознаваемых чувствах, которые пациент испытывает к своему аналитику, и способствует установлению более тесного эмоционального контакта. Мы с доктором Уилсоном вышли на эту критически важную стадию психоанализа всего через полтора месяца совместных занятий. Причем, чувства были взаимными. Мы ненавидели друг друга. Отчасти причиной тому послужила моя эрудиция. Как и всякий сюрреалист, я очень тщательно изучил теорию психоанализа, прочел почти всего Фрейда и разбирался в отдельных вопросах значительно лучше, чем сам доктор Уилсон. Поэтому я без труда различал все его хитрости и уловки.
Поначалу он еще как-то пытался держаться в рамках нейтральных дежурных вопросов типа «И что вы по этому поводу чувствуете?» или «Вы хотите об этом поговорить?», но с каждым разом ему становилось все труднее и труднее изображать непредвзятость, и в его тоне все чаще и чаще сквозило нетерпеливое раздражение. Поскольку с детскими воспоминаниями у нас не сложилось, мы перешли к Кэролайн. И тут меня прорвало. О Кэролайн я мог говорить часами, вспоминая все наши встречи вплоть до мельчайших подробностей. По прошествии месяца мы добрались всего лишь до «Тайны музея восковых фигур». Я как раз начал описывать доктору Уилсону, что я чувствовал, когда гладил колено Кэролайн в темноте кинозала, но он не дал мне договорить:
– Хватит! Больше не надо! С меня довольно! Я вам ничем не могу помочь. Психоанализ – определенно не для таких, как вы. Я лечу неврастеников, а вы… вы…
Он замолчал, явно давая понять, что не хочет меня обижать.
– И кто же я?
Я уверен, что он считал меня законченным психом, но не мог высказать это вслух, потому что тем самым признал бы свое поражение в игре, правила которой, как ему представлялось, он же и определял. Если бы он так осрамился и если бы об этом узнали другие фрейдисты, его, вероятно, изгнали бы с позором из Ассоциации психоаналитиков.
Он ответил мне, тщательно подбирая слова:
– Вы пришли сюда при полном отсутствии веры. Вы не хотите, чтобы вас исцелили. Вы не хотите вернуться в общество полноценным, нормальным членом. Вы пришли ко мне, чтобы я подтвердил правомочия ваших фантазий. Я не хочу больше слушать про эту мисс Бигли. Быть может, она существует на самом деле или существовала когда-то, хотя я лично в этом сомневаюсь. Как бы там ни было, вы ее выдумали. Даже если вы знали такую женщину, теперь она для вас – вымысел, порождение воспаленного воображения. Она – ваша мания. Так что давайте мы больше не будем о ней говорить. Я не волшебник, при всем желании я не смог бы вернуть вам потерянную любовь, этот фантом, сотканный из тоски и неутоленных желаний. Единственное, что может сделать психотерапевт, это помочь человеку разобраться в себе, привести его в норму…
– Но именно этого я и хочу! Стать нормальным! Умоляю вас, доктор Уилсон, сделайте меня нормальным!
– Нормальный человек никогда не сказал бы того, что вы сказали сейчас. Вы пришли ко мне не для tofo, чтобы стать нормальным. Вы пришли для того, чтобы еще больше почувствовать свою исключительность, чтобы сделать жизнь еще ярче. Вы ждете от жизни чудес и феерий. По-вашему, жизнь человека должна состоять из сплошных выдающихся событий. Но жизнь, она не такая. Жизнь – тяжелая штука. И надо уметь идти на компромисс. Жизнь – это та же работа, которая требует очень серьезного к себе отношения. Ее надо просто принять. Это категорически необходимо, иначе вы просто сломаетесь. И мой вам добрый совет: оставьте эти ваши фантазии о совершенной женщине, так называемой Кэролайн. И вам сразу же станет легче.