Утонувшие надежды
Шрифт:
– Да, конечно, - ответил Дортмундер. - Кто там у тебя? Те самые ребята, что будут тебе... э-ээ... помогать?
– Естественно, Эл, - весело ответил Том, - и мы все просто рвемся в бой. Вот возникло маленькое затруднение с дисциплиной. Короче, если хочешь к нам присоединиться, тебе придется поспешить.
– Я хочу сказать, - произнес Дортмундер, крепче сжимая трубку и заставляя себя поддерживать разговор и не думать, действительно ли он хочет что-то сообщить, или ему нечего сказать. - Мне очень неловко, что я бросил это дело с водохранилищем. Ты меня знаешь, Том. Я не из тех, кто поднимает лапки кверху.
–
– Я хочу сказать, Том...
– Но на сей раз я сделаю все как положено. Моя мечта о Мексике скоро сбудется.
– Том, я бы хотел...
Но Том опять оторвался от телефона и принялся переругиваться со своим компаньоном или компаньонами. Дортмундер ждал, облизывая губы и сжимая трубку, и, как только Том преодолел очередное "затруднение с дисциплиной", он торопливо произнес:
– Ты помнишь Мэй? Так вот, она переехала в Дадсон-Сентр и осталась там жить.
Не дал ли он маху? Стоило ли выдавать свою личную заинтересованность в этом деле? Впрочем, теперь уже было поздно.
– Все ясно, - ответил Том после короткого молчания. - Решила малость тебя поприжать, а?
– Что-то вроде того, - признался Дортмундер. Итак, он допустил промах.
– Ты знаешь, Эл, - продолжал Том. - На этот случай у меня есть одна мыслишка.
– Вот как?
– И вот что это за мыслишка: женщин на свете великое множество, а ты один.
Дортмундер понял, что совершил не просто промах, а серьезную ошибку.
– Том, - сказал он, - я бы хотел предпринять еще одну попытку. Дай мне последний шанс, не взрывай плотину.
– Ради Мэй? - Голос Тома, и без того ледяной, зазвучал еще холоднее.
– Ради моей... э-ээ... профессиональной чести, - ответил Дортмундер. Я не хотел бы потерпеть поражение. К тому же, как ты сам говорил, было бы лучше обойтись без облавы.
– Это верно, Эл, - ответил Том голосом, температура которого упала до абсолютного нуля. - Давай предположим - только предположим, не более того, что я соглашусь, а ты так и не сумеешь уговорить свою бабу убраться подальше от плотины. А теперь давай подумаем, Эл, не захочется ли тебе в таком случае анонимно позвонить в полицию?
Вспотевшая рука Дортмундера, державшая трубку, слегка дрогнула.
– Честно говоря, я даже думать об этом не хочу, - сказал он. - И тем не менее мне кажется, что мы могли бы найти способ добыть деньги без применения взрывчатки.
– Ага... минутку, Эл...
Дортмундер прислушался. Послышался глухой стук, видимо, трубку положили на твердую поверхность. Далекие голоса яростно заспорили. Время от времени раздавался треск мебели и грохот тяжелых предметов, возможно, падающих тел. Затем столь же неожиданно наступила тишина.
– Эл! Ты еще здесь?
– Я здесь, Том.
– Полагаю, мне стоит приостановить подготовку, - сказал Том. - Короче говоря, я понимаю твои сложности.
– Именно для этого я...
– Но я в полной мере осознаю и свои затруднения.
Дортмундер молчал, дыша через рот и осознавая,
– Полагаю, нам с тобой придется поговорить наедине, Эл, - сказал Том голосом, в котором чувствовались маленькие острые колючки. - Давай, вали сюда.
"Я должен отговорить его, - подумал Дортмундер. - Отговорить во что бы то ни стало".
– Отличная мысль, Том, - ответил он, прекрасно понимая, что именно тот имеет в виду.
– Я на Тринадцатой улице, - сообщил Том.
Что ж, место подходящее.
– Ага, - сказал Дортмундер.
– Неподалеку от авеню "Си".
– Это довольно обширный район, - ответил Дортмундер.
– Вот как? - произнес Том так, словно впервые обратил внимание на это обстоятельство. - В общем, где-то между "Си" и "Ди". Восточная Тринадцатая улица, дом сорок один девяносто девять.
– Какой звонок нажимать?
Том хихикнул, словно рассыпая по полу ледяные кубики.
– Тут во всей округе не сыщешь замка, Эл, - сообщил он. - Входи в дом и поднимайся на верхний этаж. И мы с тобой славно поболтаем наедине.
– Хорошо, Том, - выдавил Дортмундер сквозь пересохшие губы. - Я сейчас же... кха... кха... сейчас же выезжаю.
49
Дортмундер поднимался по темной лестнице, держась правой рукой за шероховатые стальные перила и сжимая левой деревянный брусок сечением два на три дюйма и длиной около двух футов, подобранный им у мусорного ящика на улице в двух кварталах отсюда. Тома он не опасался, но по пути могли встретиться и другие люди.
Впрочем, до сих пор Дортмундеру никто не попадался, лишь порой наверху слышались торопливые шаги, а снизу доносились шорохи. Дортмундер продолжал неторопливо подниматься по лестнице здания, где вполне можно было снять фильм о второй мировой войне в Европе, если бы только удалось уберечь съемочную группу от грабителей. Со стен были содраны огромные куски штукатурки, и на серо-зеленой поверхности зияли белые шероховатые прорехи. Стекла на лестничных площадках этажей были выбиты, кое-где их склеили прозрачной лентой, кое-где из рам торчали лишь острые осколки. Белые шестигранные кафельные плитки, судя по всему, в течение долгих месяцев подвергались систематической обработке кувалдой, а затем окроплялись мочой и какой-то жидкостью с лекарственным запахом. Голые лампочки под потолком когда-то были закрыты матовыми плафонами. Об этом можно было судить по осколкам белого стекла, в изобилии валявшимся среди прочего мусора на полу.
Исцарапанные металлические квартирные двери были выкрашены в коричневый и серый цвет, на многих не было ни ручек, ни замков. Судя по кухонным запахам, доносившимся из-за дверей, обитатели квартир собирались отобедать крысятиной. Проходя по площадке четвертого этажа и услышав жалобный плач ребенка, доносившийся из ближней квартиры, Дортмундер кивнул и пробормотал:
– Я тебя отлично понимаю, малыш.
Всего в доме было семь этажей - максимум для жилого здания без лифта. Лестница представляла собой четырехугольник с центральной шахтой, на каждый этаж приходилось по два пролета с площадкой между ними. Дортмундер как раз сворачивал на углу между шестым и седьмым этажами, когда над его головой прогремел гулкий выстрел.