Утонувшие надежды
Шрифт:
– Даг, не надо...
– Миртл, прошу тебя...
– Смотри кино, Даг, - велела Миртл. - Прекрасный фильм, не правда ли?
– Оторваться от него не могу, - с горечью в голосе произнес Даг.
51
Том Джимсон сел в поезд на станции Пенн, держа в руках все ту же небольшую кожаную сумку, с которой он отправлялся в тюрьму, выходил на свободу и в которую, судя по всему, уместится все необходимое, когда он достанет деньги и, избавившись от последних компаньонов, сядет в самолет и отправится в милую его сердцу Мексику.
Ну, а сейчас Том ехал в другое
Поезд еще стоял на месте, когда в кресло, отделенное от Тома проходом, уселся здоровенный увалень ростом под девять футов, лет двадцати, в громадных нелепых походных башмаках и белых носках, одетый в зеленые шорты, из-под которых выглядывали толстенные бугристые колени, покрытые, как и все остальное тело парня, густой шерстью. На его футболке красовалось какое-то дурацкое изречение, белокурые волнистые волосы были схвачены красной повязкой, а над головой возвышался рюкзак чудовищных размеров.
Том с брезгливым интересом наблюдал за тем, как парень расстегнул все лямки и снял рюкзак, который занял сразу два кресла. Бросив на Тома самоуверенный взгляд, свойственный лишь круглым дуракам, парень сказал:
– Постереги мой мешок, а?
– Ага, - отозвался Том.
Бухая ножищами и работая коленями, как марионетка, парень двинулся вдоль по проходу. Том дождался, пока тот уйдет, и быстро, но тщательно обыскал рюкзак. Затем он переложил в кожаную сумку (которую никогда и никого не просил "постеречь") двести долларов наличными и шестьсот в дорожных чеках, а также иллюстрированную "Кама-сутру", оставив парню грязное белье и прочий хлам. Усевшись в своем уголке, Том достал книгу Бэрнетта "Удар в темноте" и углубился в чтение.
Спустя несколько минут придурок вернулся с сандвичем и банкой пива в руках.
– Спасибо, - поблагодарил он Тома.
– Не за что, - ответил Том и вновь обратился к своей книге. Несколько минут спустя поезд дернулся и отправился в путь.
Поезд промчался по туннелям в центральной части Манхэттена и выскочил на поверхность на его северной окраине; Том продолжал читать. Поезд полез в гору и остановился на Сто двадцать пятой улице, где никто в него не сел и никто из него не вышел. Трущобы сменились индустриальным пейзажем, постепенно переходящим в сельский. Том продолжал читать. Природа никогда его особенно не интересовала.
Время приближалось к двум часам дня, и Том уже почти дочитал книгу она должна была завершиться счастливым концом, Том это прекрасно видел, когда в репродукторе
Отлично. Том сунул книгу в сумку, застегнул ее - две лямки с замочками, никаких "молний", - и поднялся на ноги. Сидевший по ту сторону прохода увалень приветственно приподнял руку и сказал:
– Всего доброго.
– Надеюсь, - отозвался Том и зашагал было прочь, но в этот момент словно бес толкнул его в бок, и Том обернулся к парню со словами: - И вам того же.
Поезд остановился, и Том покинул вагон, а на физиономии парня продолжала играть дурацкая ухмылка.
"Мамуля узнает вас в лицо, - заверил Тома Стэн Мэрч. - К тому же она там единственная женщина-таксист. И уж конечно, это будет единственная машина из Дадсон-Сентр". "Как-нибудь найду", - ответил Том.
Выйдя из поезда, он тут же заметил мамулю - приземистую плотную женщину в матерчатой кепке, куртке на "молнии" и вельветовых брюках, которая стояла, скрестив руки на груди и опираясь плечом о борт зеленой машины с белыми шашечками и надписью "Городской таксомотор".
Завидев Тома, она кивнула ему, не прекращая перебранки с другим сошедшим с поезда пассажиром, который намеревался нанять ее такси. Том подошел поближе, и неудачливый пассажир, возвысив голос, вскричал:
– Скажите же мне, ради Бога! Вы таксист или нет?
– Я - памятник Диане Хансен.
Том втиснулся между памятником и пассажиром и негромко сказал:
– А вот и я.
Мамуля, как и обещал Стэн, тут же признала Тома.
– Отлично, - сказала она. - Садитесь, - и открыла свою дверцу.
– Эй! - крикнул пассажир, увидев, что Том взялся за ручку задней дверцы машины. - Сейчас моя очередь!
– Не обращайте внимания, - сказала мамуля.
Еще чего не хватало. Том пожал плечами и полез в салон, но незадачливый пассажир ринулся вперед, просунув в открытую дверцу свой портфель и не давая Тому сесть. Тому пришлось бросить на него взгляд.
Он и сам не понимал толком, что такого особенного в его лице, но всякий раз, когда возникало неожиданное затруднение, Тому бывало достаточно лишь взглянуть на человека, создававшего помеху, и недоразумение улаживалось само собой. Может, что-то в его глазах или чертах лица - Том не знал и не желал знать. Но это "что-то" неизменно срабатывало, а больше ничего и не надо.
Сработало и теперь. Том бросил на скандалиста взгляд, и тот сразу умолк, заморгал глазами, и на его физиономии появилось тревожное выражение. Он втянул подбородок, словно норовя спрятать его за кадыком, и убрал портфель с пути Тома. Наконец Том получил возможность спокойно занять свое место.
Им еще предстояло пересечь Гудзон. Железная дорога бежала вдоль восточного берега реки по живописным местам, нимало не изменившимся с тех пор, как на этом континенте появились первые европейцы, но Том не обращал ни малейшего внимания на окружающие красоты. Сквозное шоссе, затопленный Паткинс-Корнерз и многочисленные Дадсоны, как погибшие, так и ныне процветающие, остались по ту сторону реки, где простиралась основная часть территорий штата Нью-Йорк.