Утопленница

Шитова Екатерина

Прохор не понимал, что происходит. Он пытался сказать, что не обижал Василину, что все у них по общему согласию было, но его никто не слушал.

Пронзительный крик Ираиды, казалось, слышала вся деревня. Когда она начала задыхаться от слез, Федор сгреб жену в охапку и силой увел в дом. Вернувшись в сени с пунцовым от стыда лицом, он, не глядя на Прохора, тихо спросил Ивана:

– Ну что, Иван? Не знаю, что тебе за сына сказать. Не ожидал я такого. Никак не ожидал.

– Отец, да выслушай же ты меня! – воскликнул Прохор и со всей силы стукнул кулаком по стене.

– Молчать! – рявкнул отец, – С тобой

позже буду говорить, сукин ты сын.

Отец помолчал, а потом продолжил с мрачным видом:

– Случилось, значит, случилось, назад ведь не воротишь. От вины своей не бежим. Говори, Иван, чего от нас ждешь?

Тот сжал зубы, сдвинул брови.

– Знамо дело, чего жду, дураком-то не прикидывайся! Пусть Прохор на Василине женится, да как можно скорее.

Федор опустил голову, нервным движением пригладил торчащие в разные стороны редкие седые волосы и ответил:

– Будь по твоему, Иван. Через месяц сыграем свадьбу.

Глава 2

– Милый мой, хороший, любимый, – страстно прошептала Василина на ухо Прохору.

Она обняла его, положила голову на широкую грудь парня.

– Не сердись, Прошенька, я ведь все это ради нас с тобой сделала.

Прохор смотрел на Василину и молчал, внутри него в эти минуты боролись два чувства – любовь и негодование. Василина сначала завлекла его, а потом оклеветала. Вся деревня сейчас смотрит на Прохора, как на врага, обсуждают его за спиной, шушукаются, пальцем в него тычут. Шура плачет днями и ночами, по словам матери, которая к ней накануне ходила. Отец с ним теперь почти не говорит, Прохор для него сейчас хуже предателя. Но зато у них с Василиной скоро будет свадьба, и он до сих пор не мог в это поверить.

Василина коснулась тонкими пальцами ссадины на лице Прохора, и он поморщился от боли. Отец хоть и был стар, но кулак его по-прежнему был крепок. После того, как тогда утром Иван ушёл от них, отец устроил Прохору такую взбучку, после которой сам потом полдня лежал, схватившись за сердце.

Мать причитала и ругала Прохора на чем свет стоит до тех пор, пока не охрипла. А Прохор молчал, не знал, как себя оправдать. Что бы он не говорил в свое оправдание – все равно он был виноват.

Шуру он не видел, она не вышла, когда он пришёл извиниться. Сам бы он ни за что не пошёл, да отец заставил. Простояв полчаса у Шуриного дома, Прохор поставил перед её окном корзину ароматных пряников и ушёл восвояси. Он знал, что все то время, пока он стоял, Шура смотрела на него, прячась за занавеской. Ему было горько от того, что он так сильно обидел её. Но, придя домой, Прохор вдруг выдохнул облегчённо – больше не надо будет ходить к Шуре, смотреть на её широкое, надоевшее лицо, на противные усики над верхней губой, ему больше не надо будет притворяться. Теперь его невеста – Василина, о которой он думает ежесекундно. Он вдруг почувствовал себя свободным и счастливым…

И вот теперь Прохор смотрел на Василину, считал её ярко-рыжие веснушки, любовался зеленью глаз, слушал её ласковые извинения и думал о том, какая она умница, и как все ловко устроила.

– Проша, милый, не мучь меня, скажи же хоть что-нибудь, раз уж пришел! – взмолилась Василина, и из глаз её потекли слезы.

Прохор вытер прозрачные капли и поцеловал мокрые щеки девушки. Знала бы она,

как сильно он ее желает. Знала бы, как бредит о ней ночами, тоскует, мечется в горячем бреду. Знала бы, как сердце его болит и рвётся от любви, как все внутри него пожирает огонь, стоит ему ее увидеть.

– Я тебя люблю, Василина. И свадьбу нашу больше всего на свете жду, – сказал, наконец, Прохор, и голос его был полон тоски и нежности.

Она вытерла слезы, улыбнулась и прильнула мягкими губами к его рту. Поцелуй был коротким, за дверью послышались шаги, и вскоре отец Прохора нарочито громко закашлял. Заглянув к молодым, он сурово глянул на Прохора и буркнул недовольно:

– Ну что, наговорились? Дома работы невпроворот, некогда миловаться. Пошли уже.

– Иду, отец, – ответил Прохор.

Отец вышел, а Прохор порылся в кармане, а потом протянул Василине на ладони маленькое серебряное кольцо с черным камушком. Василина ахнула, прижала ладони ко рту, а потом взяла колечко, покрутила его в руке и надела на палец – колечко оказалось ей в пору.

– Ты теперь моя невеста. Носи кольцо, не снимай. До свадьбы вряд ли уж увидимся – тебя отец не выпустит, да и на меня родители злятся. Но помни, на тебе теперь мое кольцо, и ты теперь навек моя, Василина, – прошептал Прохор.

– Твоя, твоя, Проша! Жду не дождусь, когда свадьбу нам сыграют. Тогда я тебя из своих объятий не выпущу! – страстным шепотом откликнулась девушка.

А потом, взмахнув рыжей косой, она убежала из девичьей комнаты, стыдливо опустив глаза перед отцом своего жениха. Федор метнул грозный взгляд в сторону сына.

– Пошли уже скорее домой! – позвал он, сурово сдвинув брови, и Прохор пошел за ним, опустив голову, словно нашкодивший пацаненок.

– Договорились с Федором о свадьбе в аккурат после первого Спаса, – сказал Фёдор, не глядя на сына, когда они шли к дому по синим летним сумеркам, – так что скоро уже.

Прохор кивнул в ответ, свадьба его мало волновала, все мысли его были лишь о Василине. Он задумчиво смотрел, как от реки к деревне тянется белый туман и думал о том, что его жизнь до нее была таким же пустым, непроглядным туманом. В небе зажигались первые звезды, и Прохору казалось, что это их с Василиной счастье загорается. Скоро, совсем скоро они будут вместе…

Проходя мимо дома Шуры, Прохор увидел ее через забор. Она шла с ведрами в руках. Наверное, только закончила убирать коровник. Увидев Прохора, Шура покраснела, с грохотом поставила ведра на землю и убежала в дом.

Отец обернулся и изо всех сил стукнул Прохора по затылку.

– Такая девка – статная, мясистая! Такое приданое за ней было богатое! А ты, кобель, что вытворил? Променял на какую-то рыжую, тощую поганку!

Федор сплюнул в сторону, отвернулся и зашагал к дому, яростно размахивая руками.

– Хватит уже, батя. Не мила она мне, я Василину люблю, – сказал Фёдор в спину отцу.

Тот ничего не ответил, только махнул рукой и ускорил шаг.

***

Василина смотрелась в маленькое зеркальце, доставшееся ей от матери. Глаза её блестели, щеки были бледны, а губы припухли от поцелуев. Вчера ночью Прохор тайно пришел к её окну, и она высунулась к нему по пояс в одной тонкой, почти прозрачной сорочке. Прохладная, свежая летняя темнота обнимала их, и они целовались, пока у обоих не заболели губы.