Утопленник из Блюгейт-филдс
Шрифт:
Подавшись вперед, он взял жену за руку.
— Шарлотта?
Та подняла взгляд. В ее глазах была боль, но это была боль сострадания, а не попытка уйти в себя. Питт ощутил прилив бесконечного облегчения, страстное желание прижаться к жене, почувствовать ее в своих объятиях. Ему даже захотелось просто прикоснуться к ее волосам, провести пальцами по аккуратным локонам, наслаждаясь их нежной мягкостью. Однако Питту показалось, что сейчас для этого неподходящий момент; мысли Шарлотты были заняты погибшим юношей, еще совсем ребенком, и извращенной похотью, которая толкнула кого-то сначала использовать его, а затем убить.
— Шарлотта? — снова спросил Томас.
Когда она встретилась с ним взглядом, у нее на лице было написано сомнение.
— Зачем грабителям понадобилось бы сбрасывать тело в канализацию? —
Питт молча уставился на жену. Он знал, каким будет ее ответ, задолго до того, как она выразила его словами.
— Это непременно должен быть тот, кто его знал, Томас. Если это дело рук первых встречных, тут нет никакого смысла! Они просто ограбили бы юношу и бросили его прямо на улице, или оттащили бы в переулок. Возможно… — Шарлотта нахмурилась, сама не веря в то, что собиралась сказать. — Возможно, убийство не имеет никакого отношения к тому, кто использовал юношу, но ты ведь так не думаешь? Люди не прекращают «отношения» подобного рода просто так. — Она использовала деликатное слово, но оба поняли, что она имела в виду. — Только не там, где нет любви. Кто бы это ни был, теперь, когда мальчишки нет в живых, он найдет себе кого-нибудь другого, разве не так?
Питт устало откинулся на спинку кресла. Он обманывал себя, потому что так было бы проще, так можно было бы избежать неприятностей и боли.
— Думаю, да, — согласился инспектор. — Да, полагаю, найдет. Нельзя надеяться на то, что этого не произойдет. Ты права, — вздохнул он. — Проклятие!
Шарлотта не могла выбросить из головы гибель юноши. В тот вечер она больше не говорила с мужем об этом; тот и так уже был переполнен этой трагедией и хотел оградить от нее свои мысли, получить несколько часов, чтобы восстановить свои чувства и жизненные силы.
Однако всю ночь Шарлотта то и дело просыпалась. Она лежала, уставившись в потолок, рядом с мужем, забывшимся сном очень усталого человека, и ее мысли снова и снова возвращались к этой трагедии, которая в конце концов завершилась таким жутким образом.
Разумеется, она не была знакома с Уэйбурнами — они принадлежали другому кругу, — но, возможно, их знала ее сестра Эмили. Она вышла замуж за аристократа и теперь вращалась в высшем свете.
Затем Шарлотта вспомнила, что ее сестра уехала из города в графство Лестершир, в гости к одному из двоюродных братьев Джорджа. Кажется, они собирались отправиться на охоту. Шарлотта представила себе Эмили в шикарном костюме для верховой езды, неловко сидящую боком в женском седле, с душой в пятках, гадающую, сможет ли она удержаться на лошади, когда та понесется вскачь, или же свалится, выставив себя на всеобщее посмешище, но тем не менее упорно не желающую признать свое поражение. Охотников будет ждать грандиозный завтрак на природе: человек двести, а то и больше, хозяин в роскошном наряде, борзые, снующие между ног лошадей, разговоры об охоте, смех, свежий запах легкого морозца, — только не подумайте, упаси Бог, что Шарлотте когда-либо доводилось бывать на охоте! Но она слышала от тех, кто бывал.
Нельзя также обратиться и к Веспасии, тетушке Джорджа, — та на месяц уехала в Париж. Вот что было бы просто идеально — тетушка Веспасия знает абсолютно всех, кто хоть что-то из себя представляет.
Однако, с другой стороны, по словам Томаса, Уэйбурн всего-навсего баронет — причем этот мелкий титул он мог просто купить. Отец самой Шарлотты — банкир, деловой человек; возможно, ее мать знакома с леди Уэйбурн… По крайней мере попробовать стоило. Если встретиться с Уэйбурнами в свете, где те не будут остерегаться вмешательства полиции, возможно, удастся выведать что-нибудь полезное для Томаса.
Естественно, сейчас семья в трауре, но всегда есть сестры, кузины или даже близкие подруги — те, кто, само собой разумеется, знает то, что никогда не будет обсуждаться с представителями более низких социальных слоев, такими как полицейские следователи.
Соответственно, не сказав ни слова мужу, на следующий день перед самым обедом Шарлотта села на омнибус и отправилась к своей матери в Рутленд-плейс.
— Шарлотта, дорогая моя! — Мать была рада ее видеть; похоже, она полностью простила дочь за ту печальную историю с французом. Лицо Кэролайн светилось искренней радостью. — Оставайся на обед — бабушка спустится через полчаса, и мы пообедаем вместе. Я с минуты на минуту жду Доминика. — Она замялась, всматриваясь в глаза Шарлотты в поисках тени былой очарованности, когда ее дочь была по уши влюблена в мужа своей старшей сестры Сары, в то время когда та еще была жива. Но она ничего не нашла: и действительно, чувства Шарлотты к Доминику давно уже выцвели, превратившись в обычную симпатию.
Тревога исчезла.
— Соберется отличное общество. А ты как, дорогая? Как поживают Джемайма и Дэниэл?
Какое-то время мать и дочь обсуждали семейные дела. Шарлотта не могла сразу же приступить к расспросам: Кэролайн это не одобрила бы. То, что дочь вмешивается в дела своего мужа, тревожило ее, и в то же время казалось ей свидетельством полного отсутствия вкуса.
Раздался настойчивый стук в дверь. Горничная поспешила ее открыть, и в гостиную ворвалась бабушка, одетая во все мрачно-черное, с волосами, вздыбленными в прическу, которая была в моде лет тридцать назад, когда общество, на взгляд бабушки, достигло зенита, — с тех самых пор оно лишь неуклонно катилось вниз. Ее лицо пересекали резкие морщины раздражения. Молча окинув Шарлотту взглядом с ног до головы, бабушка постучала по ближайшему к себе креслу палочкой, убеждаясь в том, что оно находится именно там, где она предположила, и тяжело опустилась в него.
— Не знала, что ты будешь, девочка! — строго заметила она. — Тебя не учили хорошим манерам и ты не знаешь, что нужно заранее извещать людей о своем приезде? Думаю, что и визитной карточки у тебя тоже нет, а? Во времена моей молодости порядочная дама не заявлялась в гости без предупреждения, словно нежданное почтовое отправление! В наши дни никто не знает правил приличия. И я так понимаю, ты пользуешься этой новомодной штуковиной с проводами и звонком, и одному милостивому господу известно, с чем еще? Телефоном… Разговаривать по электрическим проводам, вот уж да! — Бабушка шумно фыркнула. — После смерти дорогого принца Альберта [2] все моральные стандарты безнадежно опустились. В этом вина принца Уэльского — о нем ходят такие скандальные слухи, что впору падать в обморок! А что насчет миссис Лэнгтри? [3] Не сомневаюсь, она получила по заслугам! — Прищурившись, она посмотрела на Шарлотту, и ее глаза сверкнули гневом.
2
Имеется в виду принц Альберт Саксен-Кобург-Готский (1819–1861), супруг королевы Виктории.
3
Лилли Лэнгтри (наст. имя Эмили Шарлотта Ле Бретон) (1853–1929) — английская актриса, блистала в высшем свете, в 1877–1880 годах полуофициальная любовница славившегося своими любовными похождениями принца Уэльского, будущего короля Эдуарда VII.
Оставив без внимания тему принца Уэльского, Шарлотта вернулась к вопросу о телефоне.
— Нет, бабушка, эти устройства слишком дорогие — и для меня в них нет необходимости.
— Они никому не нужны! — презрительно заметила старая леди. — Полная ерунда! Что плохого в добрых старых письмах? — Она развернулась в кресле, чтобы смотреть Шарлотте прямо в лицо. — Хотя у тебя всегда был отвратительный почерк! Одна только Эмили умела держать перо так, как подобает истинной леди. Не знаю, Кэролайн, о чем ты только думала! Я воспитала свою дочь, научив ее всему тому, что должна знать леди, всем необходимым искусствам — вышиванию, живописи, пению и игре на фортепиано, всем тем занятиям, которые подобают воспитанной даме. Никакой политики, не совать нос в дела посторонних людей, ничего такого. Я слыхом не слыхивала о подобной ерунде! Это заботы мужчин, а для здоровья и благополучия женщины они только вредны. Все это я тебе уже говорила, Кэролайн.