Утопленник из Блюгейт-филдс
Шрифт:
— Иного я и не ожидал, — перебил его Уэйбурн. — Однако я признателен вам за то, что вы выполнили свой долг и сделали все возможное. Я хочу поблагодарить вас за то, что вы без промедления доложили мне о результатах расследования.
Этими словами он дал понять, что встреча окончена, но Питт не собирался уступать так легко.
— К сожалению, мы не верим в то, что обычные преступники попытались бы избавиться от трупа подобным образом, — продолжал он. — В этом для них не было никакого смысла. Гораздо проще было бы оставить жертву там, где на нее напали. Это привлекло бы меньше внимания, а
Лицо Уэйбурна потемнело.
— Что вы пытаетесь сказать, инспектор? Это ведь вы утверждали, что мой сын захлебнулся. И теперь вы опровергаете собственные слова?
— Нет, сэр. Я опровергаю утверждение о том, что это было случайное нападение.
— Не знаю, что вы имеете в виду! Если нападение было заранее спланировано, значит, кто-то, несомненно, пытался похитить Артура с целью выкупа, но произошла какая-то непредвиденная случайность и…
— Возможно. — Питт не думал, что кто-либо вообще помышлял о выкупе. И хотя он уже мысленно проговорил, как скажет Уэйбурну о том, что это было преднамеренное убийство, — не случайное нападение и не такое относительно чистое преступление, как похищение с целью выкупа, — теперь, когда он увидел перед собой, помимо самого Уэйбурна, еще и Вандерли с Суинфордом, пристально наблюдающих за ним, ловящих каждое его слово, все аккуратные фразы, заготовленные заранее, вылетели у него из головы. — Но раз убийство было тщательно подготовлено, расследование позволит установить многое. Практически наверняка преступники в течение длительного времени налаживали отношения с вашим с сыном или с кем-либо из его ближайшего окружения.
— Инспектор, у вас разыгралось воображение! — ледяным тоном промолвил Уэйбурн. — В нашем кругу не принято знакомиться с кем попало, как вы, судя по всему, возомнили. — Он оглянулся на Гилливрея, словно ожидая от него большего понимания: в благородном обществе нет места случайным знакомствам, предварительно требуется выяснить, кто этот человек — точнее, кто его родители.
— О! — Выражение лица Вандерли чуть изменилось. — Среди знакомых Артура могли быть разные люди. Знаете, молодежь нынче очень терпимая. Я сам временами знакомлюсь с весьма странными личностями. — Он грустно усмехнулся. — Даже в самых благородных семействах бывают свои проблемы. Возможно, это была шутка, которая зашла слишком далеко.
— Шутка? — Все тело Уэйбурна напряглось от ярости. — Мой сын был гнусно убит, он… его… у него отняли… — У него на щеке задергалась жилка; он потерял способность к членораздельной речи.
Вандерли покраснел.
— Энсти, я имел в виду намерения, а не последствия. Из ваших слов следует, что вы считаете одно и другое взаимосвязанным?
Настал черед Уэйбурна залиться краской стыда, даже гнева на самого себя.
— Нет, я…
Впервые заговорил Суинфорд; голос у него был звучный, наполненный уверенностью. Чувствовалось, что Суинфорд привык к тому, что его слушают, причем без какого-либо усилия с его стороны.
— Боюсь, Энсти, все действительно указывает на то, что среди знакомых несчастного Артура был человек с самыми извращенными пристрастиями. Не вини себя — ни одному порядочному человеку подобная мерзость и в голову не придет. Это просто немыслимо. Однако сейчас приходится взглянуть правде в глаза. Как правильно сказал следователь, никакое другое рациональное объяснение невозможно.
— И что вы мне предлагаете? — язвительно поинтересовался Уэйбурн. — Позволить полиции допрашивать моих друзей, выясняя, кто из них совратил и убил моего сына?
— На мой взгляд, Энсти, едва ли этого мерзавца найдут среди ваших друзей, — терпеливо произнес Суинфорд. Он имел дело с человеком, охваченным безутешным горем. Естественно, нужно было снисходительно относиться к вспышкам ярости, которые при других обстоятельствах вызвали бы осуждение. — Я бы вначале присмотрелся внимательнее кое к кому из тех, кто у тебя работает.
У Уэйбурна вытянулось лицо.
— Вы полагаете, что Артур… встречался с дворецким или одним из лакеев?
Вандерли встрепенулся.
— Помнится, я сам в возрасте Артура сдружился с одним из конюхов. Он был настоящим кентавром, вытворял с лошадьми все что угодно. Господи, как же мне хотелось научиться всему этому! Черт побери, таланты конюха производили на меня гораздо большее впечатление, чем сухое политическое мастерство моего отца. — Он пожал плечами. — В шестнадцать лет все мальчишки таковы.
В глазах Уэйбурна вспыхнула радость. Он повернулся к Питту.
— Об этом я как-то не подумал. Полагаю, вам нужно присмотреться к конюху, хотя я понятия не имею, как он ездит верхом. Экипажем он управляет умело, но я никогда не замечал за Артуром интереса к…
Суинфорд оперся на спинку кресла.
— И, разумеется, есть еще наставник — как там его зовут? Хороший наставник может оказать на подростка большое влияние.
Уэйбурн нахмурился.
— Джером? Он пришел с великолепными рекомендациями. Человек не очень-то привлекательный, но свое дело знает прекрасно. Блестящий послужной список. Поддерживает хорошую дисциплину в классной комнате. Женат на порядочной женщине — безупречная репутация. Я принимаю определенные меры предосторожности, Мортимер! — В его голосе прозвучала скрытая обида.
— Не сомневаюсь в этом. Все мы так поступаем, — рассудительно, даже примирительно заметил Суинфорд. — Однако подобный порок едва ли кому-либо известен. И то, что у этого презренного типа есть жена, еще ничего не доказывает. Бедная женщина!
— Боже милосердный!
Питту вспомнилось умное, напряженное лицо наставника, выражающее болезненное понимание своего положения. И способности, усердие тут ничего не могли изменить: все определялось рождением. Вероятно, после стольких лет медленно разрастающаяся желчь обволокла всю натуру Джерома, и теперь, скорее всего, ему было уже не освободиться от нее.
Пришло время вмешаться. Однако прежде чем Питт успел сказать хоть слово, заговорил Гилливрей:
— Мы об этом позаботимся, сэр. Надеюсь, нам удастся что-нибудь обнаружить. Возможно, вы уже сами нашли ответ.
Уэйбурн медленно выдохнул. Мышцы его лица расслабились.
— Да. Да, полагаю, вам нужно немедленно этим заняться. Крайне неприятное дело, но если этого никак не избежать…
— Мы будем действовать в высшей степени деликатно, сэр, — заверил его Гилливрей.