Утраченное наследие
Шрифт:
– Ну конечно.
– Тогда хорошенько перемешай карты и разложи пасьянс Кэнфилда слева направо, а потом раскрывай из оставшейся колоды до тех пор, пока не застрянешь.
– Ладно. А в чем тут смысл?
– Когда пасьянс застопорится, стасуй колоду разок и подними карты по одной так, чтобы Джоан быстро взглянула на картинку. Потом подожди минутку.
Коуберн молча сделал все, что его просили. Джоан сказала:
– Придется тебе повторить, Бен. Я вижу только пятьдесят одну карту.
– Наверное, две слиплись. Постараюсь
– Теперь пятьдесят две. Хорошо.
– Ты готова, Джоан?
– Да, Фил. Поехали, складывай: черви на шестерку, бубны на четверку, пики на двойку, трефы не трогай. Коуберн взглянул с недоверием.
– Ты хочешь сказать, что пасьянс сойдется?
– Попробуй и увидишь.
Бен начал медленно собирать пасьянс. В одном месте Джоан его прервала.
– Нет, сюда лучше положи кучку с червовым королем, а не с пиковым. Если положишь пикового короля, то откроется трефовый туз, но как минимум три червовые карты окажутся недоступными.
Коуберн ничего не сказал, но последовал ее совету. Она еще дважды останавливала его и предлагала другой выбор.
Пасьянс сошелся в точности так, как она предсказала.
Коуберн взъерошил волосы и уставился на карты.
– Джоан, - спросил он смиренно, - у тебя головка не бо-бо?
– От этой чепухи? Да тут и думать-то не о чем.
– Знаешь, - серьезно проговорил Хаксли, - мне кажется, она действительно не напрягалась. Насколько я могу судить, мыслительный процесс совсем не требует потребления энергии. Очевидно, любой человек способен правильно думать без усилия. У меня есть подозрение, что как раз ошибочное мышление вызывает головную боль.
– Но, черт подери, как она это делает, Фил? Да у меня голова начинает болеть, как только я представлю себе, сколько времени ушло бы на решение этой проблемы обычными математическими методами!
– Не знаю, как она это делает. И она сама не знает.
– Тогда как же она научилась этому?
– Об этом поговорим позже. Сначала посмотри наш коронный номер.
– Нет, больше не могу. Я и так обалдел.
– Тебе понравится.
– Погоди-ка, Фил, Я сам хочу провести эксперимент. С какой скоростью Джоан читает?
– С мгновенной.
– Хм...
– Бен вытащил из кармана пиджака пачку листов с напечатанным текстом.
– У меня здесь второй экземпляр статейки, которую я сейчас пишу. Пусть Джоан прочтёт страничку. Ладно, Джоан?
Коуберн вынул одну страницу из середины и протянул Джоан. Она мельком взглянула на нее и отдала ему. Он недоуменно спросил:
– В чем дело?
– Ни в чем. Проверяй, я начинаю.
– И она быстро забубнила: - Страница четыре: ...согласно Каннингэму, издание пятое, страница 547, "...другой пучок волокон, а именно fasciculus spinocerebellaris (задний), проходящий вверх в боковой finiculus medulla spinallis, постепенно уходит из этой части medulla oblongata. Этот участок лежит на поверхности, и он..."
– Довольно, Джоан, остановись. Бог знает, как тебе это удалось, но ты за долю секунды прочла и запомнила целую страницу, напичканную специальными терминами.
– Он лукаво улыбнулся: - Однако на некоторых словах ты слегка спотыкалась. А дедушка Стоунбендер произнес бы все без запинки!
– Чего ты хочешь? Я не понимаю значения половины слов!
– Джоан, как ты научилась всему этому?
– Честное слово, доктор, не знаю. Это вроде того, как учишься ездить на велосипеде: свалишься раз, другой, третий, а потом в один прекрасный день садишься и едешь как ни в чем не бывало. А через неделю ездишь уже без руля и пробуешь всякие трюки. Вот так и со мной случилось - я знала, чего хочу, и в один прекрасный день научилась. Давайте продолжим, а то Фил уже нервничает.
Коуберн погрузился в задумчивое молчание и безропотно позволил Хаксли подвести себя к письменному столу в углу комнаты.
– Джоан, можно открыть любой ящик? О'кей. Бен, вытаскивай ящик, все равно какой, вынимай из него что захочешь и клади туда что душе угодно. А потом не глядя перемешай все в кучу, вытащи несколько предметов и положи в другой ящик. Я хочу исключить возможность телепатии.
– Фил, я рада, что тебя не волнует, какой кавардак будет у меня в столе. Мои бесчисленные секретарши с наслаждением наведут там порядок, когда ты наиграешься.
– Малышка, не становись на пути у науки. А кроме того, - добавил Фил, заглянув в ящик, - здесь порядок не наводили по меньшей мере полгода. Так что особого вреда не будет.
– Ха! А чего ты хочешь, если я все свое время трачу, разучивая для тебя всякие салонные фокусы? И вообще, я знаю, где что лежит.
– Вот этого я и боюсь, а потому хочу, чтобы Бен ввел сюда элемент произвольности. Ну давай же, Бен.
Когда хирург выполнил все, о чем его просили, и закрыл ящик, Хаксли продолжил:
– Джоан, возьми карандаш и лист бумаги. Вначале перечисли все, что видишь в ящике, а потом нарисуй схему, как вещи лежат.
– Ладно.
Джоан села за стол и стала быстро записывать:
"Большая черная кожаная сумка. Шестидюймовая линейка".
Коуберн остановил ее:
– Постой-ка. Все неверно. Я бы заметил такой большой предмет, как сумка. Джоан наморщила лоб:
– Какой ты сказал ящик?
– Второй справа.
– Мне послышалось "верхний".
– Возможно, я оговорился.
Девушка начала снова:
"Медный ножик для бумаги. Шесть разных карандашей и еще красный карандаш. Тринадцать резинок. Перочинный ножичек с перламутровой ручкой".
– Бен, это, наверное, твой ножик. Очень хорошенький; почему я раньше его не видела?
– Я купил его в Сан-Франциско. Господи Боже, малышка! Ты же действительно не видела его!
"Один спичечный коробок с рекламой отеля сэра Фрэнсиса Дрейка. Восемь писем и два счета. Два использованных билета в театр Фолли Бурлеск".