Утрата
Шрифт:
Глаза прочитали его машинально и сами отправили информацию в мозг.
Этого не может быть!
Довольно долго она просидела, тупо глядя перед собой. В теле пульсом отдавался страх и растерянность. Будто кто-то медленно затягивал вокруг шеи веревку.
Наконец она поймала на себе чей-то взгляд, и это нарушило ее оцепенение. Инстинктивно схватив рюкзак, она закрылась им, как щитом. В результате глаза ее уперлись в газету, раскрытую на коленях у сидевшей рядом женщины.
Она не хотела ничего видеть, но глаза ее снова жили собственной жизнью.
Ее
Она не могла читать дальше. Снова впала в тупой ступор и решилась пошевелиться, только когда женщина вышла.
Когда автобус приехал на конечную остановку, в салоне никого, кроме нее, не осталось. Направляясь к выходу, она заметила, что попутчица оставила газету на сиденье.
Сибилла не хотела.
Но знала, что должна.
Чтоб они все сдохли.
Вышла из автобуса и сунула газету в рюкзак.
По дороге к Нимродсгатан она зашла в «Консум» и купила упаковку черной краски для волос. Снова посягнула на неприкосновенное. Но она вернет все до последнего эре, как только сходит на почту и заберет подачку.
Для нее, как и для других посвященных, многоквартирный дом на Нимродсгатан был бесценным местом. В их кругах о такой роскоши нужно молчать, и когда-то ей пришлось очень дорого заплатить за информацию.
Не деньгами.
Подъезд был открыт круглые сутки. В квартирах отсутствовали удобства, поэтому подвал переоборудовали в отличные туалетные блоки. С душевыми и красивым кафелем, с немереным количеством горячей воды и туалетной бумагой в клозетах.
И с замками.
Но она была одной из тех избранных, кто знал, где хранится запасной ключ. Половина лестничного марша вниз от первого этажа, прямо у двери подвала — вот они, святые врата! — располагался старый железный люк. Под ним-то жильцы и хранили резервный ключ. Ключ был привязан к полуметровой деревяшке, чтобы его случайно не сунули в карман.
Он был поистине золотым, этот ключ. Если не платиновым.
К тому же тут можно запереться.
Изнутри.
Сначала она набрала в раковину воды и замочила трусы. Немного жидкого мыла заменит порошок. Потом сняла с себя всю одежду и включила горячую воду. Ей повезло. Кто-то забыл флакон бальзама.
Она закрыла глаза, но увиденная в автобусе газетная «шапка» не исчезала.
Когда же это кончится?
Когда же наступит конец этому кошмару?
~~~
— Как давно это продолжается?
Ради такого случая с ней заговорил отец.
Сибилла сглотнула. Стол перед ней по-прежнему шатался.
— Что продолжается?
Беатрис Форсенстрём ухмыльнулась:
— Не прикидывайся дурочкой, Сибилла. Тебе прекрасно известно, что мы имеем в виду.
Да, известно. Кто-то увидел ее в машине Микки.
— Мы
Родители переглянулись. Будто между ними протянулись эластичные нити.
— Как его зовут?
Спрашивал снова отец.
— Микаэль. Микаэль Перссон.
— Мы знакомы с его родителями?
— Не думаю. Они живут в Вэрнаму.
На какое-то время стало тихо. Сибилла попыталась расслабиться.
— На что он живет? Я так полагаю, он где-то работает?
Сибилла кивнула:
— Он автомеханик. О машинах он знает все.
— Да что ты говоришь.
Родители снова переглянулись. Нитей между ними становилось все больше и больше. Красных и зеленых трепещущих нитей. Но у них больше не было лиц. Сибилла посмотрела в пол.
— Мы не желаем, чтобы наша дочь каталась на этом драндулете.
— Это «De Soto-Firedom»! Пятьдесят девятая модель!
— Мы не желаем, чтобы ты вообще общалась с кем-либо из этого круга.
Голова превратилась в кусок свинца. Кусок свинца валился набок, и она не могла его удержать.
— Они мои друзья.
— Сиди как следует, когда с тобой разговаривают.
Голова автоматически приподнялась, но шея не могла держать ее прямо. Сибилла откинулась назад и уперлась в высокую спинку стула.
— Что с тобой, Сибилла? Что с тобой происходит?
Краем глаза Сибилла видела, что к ней приближается мать. Голова крепко опиралась на спинку стула. В тот момент, когда мать подошла совсем близко, Сибилла почувствовала, что голова скатывается на пол, увлекая за собой все тело.
— Сибилла? Как ты, Сибилла?
Она лежала на чем-то мягком и слышала голос матери. На лбу было что-то холодное и мокрое. Она открыла глаза. Это ее комната, ее кровать, мать сидит с краю. Отец стоит посреди комнаты.
— Как ты нас напугала, детка!
Сибилла посмотрела на мать:
— Прости.
— Мы поговорим позже.
Хенри Форсенстрём подошел к кровати.
— Как ты себя чувствуешь? Позвонить доктору Вальгрену?
Сибилла покачала головой. Отец кивнул, подтверждая, что понял ее ответ, и вышел из комнаты. Сибилла снова смотрела на мать:
— Я хочу сказать, прости за то, что я потеряла сознание.
Беатрис убрала с ее лба мокрый носовой платок.
— Это от тебя не зависело, Сибилла. За это тебе не надо просить прощения. А что касается остального, то все будет так, как решили мы с отцом. Туда ты больше не пойдешь.
Сибилла почувствовала, что вот-вот заплачет.
— Мама, пожалуйста.
— Бессмысленно устраивать сцены. Пойми, это ради твоего же блага!
— Они мои единственные друзья.
Мать выпрямилась. Сибилла почувствовала, что приблизилась к самому краю материнского терпения. Обсуждение закончилось.
Равно как и все остальное.
~~~
Долгий, без суеты и беспокойства душ всегда был верной картой, если требовалось вернуть вкус к жизни.