Утрата
Шрифт:
О Микки она почти не думала. Это же сон, он ей приснился. Это кто-то из другой жизни. Его больше нет.
Ничего больше не было таким, как прежде.
Все изменилось.
Она душевнобольная.
Она другая. У нее болит душа. Ничто и не может быть таким, как прежде. Она пережила то, чем нельзя поделиться. Этого никто не сможет понять. Никто не захочет понимать.
Но где-то внутри осталось ощущение несправедливости. С каждым днем оно становилось сильнее и в конце концов заполнило
Она не хочет здесь находиться.
Она бы ушла от них без оглядки, если б могла.
Они сделали ее виноватой, и ей очень хотелось укрыться от их разочарованных взглядов. Но она сидела как в плену, со своим растущим животом, и ждала, ждала.
Чего?
Она превратилась в безвольную машину, которая осуществляет мечту неизвестных будущих родителей.
Собственным телом.
Все вдруг стали очень беспокоиться о ее здоровье. Даже мать старалась изо всех сил. Растущий живот стал щитом, за которым можно прятаться. Но что будет, когда он исчезнет?
Что тогда с ней будет?
Отдать на усыновление. Отдать — значит избавиться от чего-то. Усыновление — просто слово. Такое же, как процент или демократия.
Не имеющее ценности. И смысла.
Она отдаст на усыновление то, что без спросу попало в ее тело, что заставляет расти ее живот. Когда она сидела не шевелясь или лежала в кровати, она чувствовала, как оно шевелится внутри. Бьет по натянутой коже живота, как будто хочет сказать ей, что оно там.
В дверь постучали. Часы показывали время ужина.
— Входи.
Вошла мать с подносом, поставила его на письменный стол. Сибилла мгновенно почувствовала, что мать пришла не просто так. Доставка подноса обычно не занимала много времени, но сейчас мать не уходила, с непривычным усердием раскладывая приборы.
Сибилла лежала в кровати и читала. Потом села и посмотрела на спину матери.
— Вчера ты не съела овощи. Ты должна есть их, это важно.
— Почему?
Мать застыла. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы ответить.
— Это важно для… — Она откашлялась. — …для того, чтобы себя хорошо чувствовал… ребенок.
Ах вот как. Ребенок. Из какой же глубины ей пришлось тащить это слово! Видно даже по ее спине.
Сибилла неожиданно разозлилась:
— А почему так важно, чтобы он хорошо себя чувствовал?
Мать медленно повернулась к ней:
— Ребенка завела не я. Так что, пожалуйста, изволь отвечать за свои поступки.
Сибилла молчала. Хотя могла бы сказать многое.
Мать попыталась взять себя в руки. Видимо, она пришла не из-за овощей — те просто неудачно пришлись к слову. Сибилла видела, как мать собирается с силами, чтобы приступить наконец к существу дела.
— Я хочу, чтобы ты сказала мне, кто отец.
Сибилла не ответила.
— Это тот, с машиной? Микаэль Перссон? Это он?
— Может, и он.
Она не удержалась. И видела теперь, что мать всеми силами старается обуздать гнев, но Сибилла не собиралась ей помогать. Хватит.
— Я просто хочу, чтобы ты знала, что в Хюлтариде его больше нет. Здание принадлежало твоему отцу, и он принял решение его снести. Этот Микаэль отсюда уехал.
Сибилла не смогла сдержать улыбку. Но улыбалась она не потому что КМА снесут, а потому что впервые рискнула подумать, что ее мать попросту не в своем уме. И действительно считает себя всемогущей.
— Я только хотела, чтобы ты это знала.
Вот сейчас она, судя по всему, высказалась и собирается ее покинуть. На полпути к выходу дочь спросила:
— А ты зачем завела ребенка?
Беатрис Форсенстрём приклеилась к ковру. Развернулась. В глазах матери Сибилла вдруг увидела что-то новое. То, чего раньше не было. Чего никогда не было.
Мать ее боялась.
Собственную дочь.
— Потому что так хотела бабушка?
Мать молчала.
— Ты рада тому, что ты мать? Что у тебя есть дочь?
Они смотрели друг другу в глаза. Сибилла почувствовала, как в животе шевельнулся ребенок.
— А что бабушка думает насчет того, что я сумасшедшая? Или ты ей ничего не сказала?
У матери вдруг задрожала нижняя губа.
— Почему ты так со мной поступаешь?
Сибиллу передернуло.
— Почему я так с тобой поступаю? Да ты соображаешь, что ты несешь, на фиг?
Казалось, ее грубость вернула Беатрис Форсенстрём равновесие.
— В этом доме никто не произносит таких слов!
— Нет, это ты, может, их и не произносишь! А я — произношу! НА ФИГ! НА ФИГ! НА ФИГ!
Мать попятилась к двери. Сейчас понесется звонить в больницу. У нее же в доме псих.
— Давай беги, звони. Может, так ты наконец избавишься от меня навсегда.
Матери удалось наконец справиться с дверью.
— А я тем временем съем овощи, потому что я не хочу, чтобы моему ребенку было плохо.
Беатрис бросила на нее последний отчаянный взгляд и скрылась из виду. Услышав, что мать сбежала вниз по лестнице, Сибилла ринулась в холл верхнего этажа. Увидела, что мать быстро идет в направлении кабинета директора Форсенстрёма.
— Ты не ответила на вопрос! — крикнула она ей вслед. Ответа так и не последовало.
Сибилла вернулась к себе и подошла к подносу. Вареная морковь с горохом. Взяв тарелку обеими руками, она выбросила ее в корзину для бумаг. Потом вытащила сумку и начала паковать вещи.
~~~
Она проснулась оттого, что кто-то открывал дверь. Она не успела выбраться из своего логова, а он уже поднялся по чердачным ступенькам, несколько секунд потоптался на месте и прошел дальше вглубь.