Утреннее шоссе
Шрифт:
Клямин газеты почитывал от случая к случаю. Однако о нашумевшем деле, связанном с подпольным трикотажным комбинатом, он знал.
Борисовский-старший пожевал губами.
– Простите, Семен. – Клямин не мог справиться с собой. – Вы так напоминаете мне лошадь, простите бога ради. Но мне смешно.
Семен смотрел на Клямина крупными печальными глазами.
– Человек, который столько лет тащит на себе лабораторию… Вы представляете, Антон, что значит раздобыть, скажем, спектрометр? Когда нет сметы, а спектрометр нужен…
Клямин в достаточной степени оценил деликатность
– Вы интеллигентный человек, – посрамленно вздохнул он. – Извините. Просто я нахал.
– А если по секрету? – прошептал Борисовский и наклонился к самому окну таксомотора. – Вы не пили сегодня? У вас так блестят глаза. – Борисовский со значением похлопал по холодной крыше автомобиля.
– Я думал напиться, Семен, и, поверьте, для порядочного человека это был бы повод. И еще какой! Но я, Семен, вероятно, большой подлец. Поэтому я – трезв. Но, клянусь вам, лучше бы я был пьян. И оставался дома…
Борисовский развел руками. Он был тактичный человек и уловил, что Клямин в каком-то смятении. А может быть, он расстроился из-за этого импрегнатора?
Очередную фразу, которую уже начали разжевывать толстые губы соседа, Клямин так и не услышал – он поднял стекла и включил зажигание.
Он ехал по городу. Сквозь поредевшие кроны просматривались могучие стволы платанов. Старая брусчатка мостовой билась под колесами, точно живая, и таксомотор недовольно кряхтел, громыхая всеми своими частями. И угораздило же Клямина продать отцу Андрею кое-какие детали машины – катается батюшка по своему приходу, службу несет. А новым таксомотором что-то пока не пахнет. Поторопился Клямин, ясное дело.
Еще несколько кварталов – и брусчатка кончится, пойдет нормальный асфальт…
Только сейчас Клямин взвесил слова, которые вскользь бросил Борисовскому. Он давно замечал за собой такую особенность: возвращаться к сказанному через какое-то время. В таких случаях он как бы оглядывался на пропущенную второпях картину.
Мысленно возвратился он и ко второй встрече с Натальей.
Помнится, он испытывал сильное искушение броситься следом за ней, вернуть ее даже силой. Он сидел, сцепив замком пальцы рук и чувствуя, что малейшее движение может прорвать его смирение, как вода прорывает плотину, проникнув в случайную щель. Постепенно пружина, сковывавшая его, ослабла. Он втягивал в себя воздух все глубже. Дыхание выравнивалось…
Взяв рюмку, Клямин швырнул ее на пол. Звон разбитого хрусталя каким-то образом всколыхнул в нем сознание потери. Лучше бы он и вправду напился, чем оставаться таким вот, трезвым и униженным.
Отвлечься бы. Но улица удручала своим однообразием. Пассажирами не пахло – справа и слева видны были унылые фигуры тихих пешеходов.
Таксомотор миновал брусчатку. Колеса приняли ровный, податливый асфальт. Тарахтение перешло в постоянный гул двигателя, но привычной мощной тяги не чувствовалось. Он давно подозревал ненадежность второго цилиндра двигателя, да все никак не мог выбрать время разобраться, что к чему. Все ждал очередного технического обслуживания. «Дождался, свеча полетела, даже и смотреть нечего, – подумал Клямин. – Дернуло
Подъехав к переходу, остановился, дожидаясь разрешающего сигнала. Вот вспыхнул желтый… Последние пешеходы торопливо освобождали проезжую часть. Клямин включил передачу, чуть поддал газу, чтобы не заглох инвалидный двигатель.
И тут его внимание привлекла женщина в полушубке и платке. Женщина замыкала табунчик тех, кто переходил улицу. Испуганная нетерпеливым рыком машины, она обернулась и погрозила кулаком. Клямин оторопел. Лопни его глаза, если это не Антонина. «Божья корова», лесное дитя,..
Торопливо опустив стекло, Клямин высунул голову из машины:
– Тонька!
Женщина обернулась.
– Тонька! – еще раз крикнул Клямин. – Антонина Прокофьевна!
Позади нетерпеливо сигналили автомобили. Еще немного – и Антонина пропадет в толпе пешеходов.
Клямин вылез из таксомотора, встал в рост и помахал женщине рукой. Та пригляделась. Узнала. В черных глазах ее радость боролась с испугом.
– Садись скорей! – сказал Клямин.
– У меня денег нету, – мотнула головой Антонина.
– Садись! Калган твой камень! Быстра-а-а…
Женщина забежала с правой стороны и юркнула в приоткрытую дверь машины. Хорошо, автоинспектора поблизости не было.
Подгоняемый истеричными гудками, таксомотор двинулся вперед…
– Ну?! Как живешь, горе ты мое? Рассказывай. Небось доставила-таки камень на кладбище. Да?
– Ну.
С лица Антонины не сходило выражение настороженности.
– Да не бойся ты. Не привлеку тебя. И денег не возьму, ты мне стала как родная.
– Откуда деньги-то? – Антонина чуть расслабилась. – Нету денег. Все лихоимцы посшибали… А ты, значит, в такси работаешь?
– Значит, в такси. Постоим в закутке, не включать же мне считалку. Так и терплю убытки от нашей с тобой любви.
Клямин свернул на тихую боковую улочку. Выключив мотор и удобно повернувшись, он уставился на Антонину. Пятнистый загар ее поблек, подбородок стал дряблым. Антонина перехватила его взгляд:
– Не гляди так на меня. Иссохла вся. Спала за эти дни часа четыре… И если бы все путем закончилось, не обидно б было. А то так, шиворот-навыворот. Видно, проклял ты меня.
– Я?! – искренне огорчился Клямин.
– А кто же еще? – убежденно сказала Антонина и вздохнула. – А может, это он не желает памятника от меня, Тимофей. Знает, какие трудности пройду. Думает: «Лежу себе и лежу. Зачем жене такие муки устраивать?» Он и там меня жалеет, Тимофей.
И Антонина поведала Клямину о своих злоключениях.
Транспорт она нашла довольно быстро. Как и советовал Клямин, поехала к автозаправочной станции, побегала с полчаса и нашла какого-то шофера. Да так удачно, что и не придумаешь. Машина у него с подъемным краном. В Южноморск ехал, в командировку. На подъемном кране картошку не повезешь, на халтуру рассчитывать не приходится. А тут такое везение – плита могильная. Словом, погрузили, поехали. На этот раз Антонина сидела тихо, не дергалась. Помнила, к чему это может привести…