Утренние прогулки
Шрифт:
– Больно?
– радовался Андрей.
– Пусти, говорят!
– А хочешь, совсем отверну?
Я испугался: вдруг он и в самом деле совсем отломает мне руку - и промолчал.
Он повел меня так по улице к моему дому. Я шел согнувшись, в одной руке у меня был портфель, а другая - вывернута за спину. И я не мог ничего сделать, мог только идти, куда он меня ведет, не мог ни дернуться, ни выпрямиться, потому что сразу становилось больно.
А Бабенков - хоть бы что. Двинулся спокойно в свою сторону.
Андрей довел
– Еще со Светкой пойдешь, не то сделаю, - сказал он тихо и отпустил.
А я тряс рукой, потому что было все еще больно.
– Понял?
– спросил он.
– Не понял, - сказал я.
Он снова бросился за мной, но я убежал в свой дом, а идти к нам на лестницу он побоялся.
Однажды вечером нам позвонил дядя Дима с папиной работы.
– Газеты читаете?
– спросил он маму.
– Читаем.
– Ну и что вы там вычитали?
– Разное.
– А про то, что Сашу представили к Государственной премии, читали?
– Как, уже?
– удивилась мама.
– Сегодняшняя «Правда» у вас дома есть?
– Конечно.
– Ну вот и читайте на третьей странице.
Я принес маме газету, и мама тут же по телефону прочитала дяде Диме все о папиных прошлых изобретениях.
– Вот так-то. Жаль, его в Ленинграде нет. Собрались бы сегодня, порадовались.
– Да, жаль, - вздохнула мама.
– Поздравляю вас, - сказала она дяде Диме.
– А меня-то с чем?
– Ну, все-таки он ваш друг.
А через несколько дней папа прислал письмо.
Мама свой листочек сразу заперла в секретер, а мои протянула мне.
«Дорогой мой сын, - писал папа, - мне без тебя, как всегда, грустно. Может быть, и тебе без меня тоже. Я решил отложить все дела и пригласить тебя на субботу и воскресенье в Москву. Лишь бы мама тебя отпустила. Если она согласится, то пусть посадит тебя в дневной экспресс рядом с каким-нибудь взрослым человеком, а мы в Москве с Татьяной Филипповной тебя встретим».
Я так обрадовался, что подпрыгнул раза три в комнате.
Только мама была грустной. Я даже испугался, что она меня не пустит.
Но мама сказала:
– Конечно, я тебя отпускаю. Ты ведь давно мечтал. И с папой надо тебе увидеться. Расскажешь, как он там живет.
Мама сходила в нашу школу и договорилась с директором, чтобы меня отпустили на субботу.
Мы шли из школы вместе с Бабенковым, и он вдруг сказал:
– Ты чего врал, что к отцу в Москву едешь? Твой отец вас бросил, понял? Я слышал, как моя мать говорила.
Мне самому иногда
– Ты что, на солнце перегрелся?
– Я-то не перегрелся, а ты вот - заврался. Отец его бросил, а он - в Москву, говорит, едет.
– Да еду же я! Отец там в командировке. Его сейчас к Государственной премии представили. Газеты читаешь?
– Читаю.
– Плохо читаешь.
– А когда писали про премию?
– Давно уже, неделю назад. В газете «Правда», понял? И в «Ленинградской» было.
– А в «Ленинских искрах» писали?
– Не знаю, - сказал я.
– Она детская, а это же взрослые премии. Я нащупал в кармане железнодорожный билет.
– Мой билет, во, видишь? Написано: «Ленинград - Москва. Детский. Пятьдесят процентов».
– А что же тогда мать моя говорила? Вот тоже - дает, - захихикал Бабенков.
– Ну и путаница!
Я, конечно, Москву много раз видел по телевизору. И Красную площадь, и Останкинскую башню.
Когда мы подъезжали в нашем сидячем поезде к Москве, было уже темно. Останкинская башня красиво светилась в небе, и все пассажиры смотрели на нее в окна.
Потом поезд стал подходить к платформе.
– Ты не волнуйся, - сказал мне человек, который сидел рядом со мной, - если тебя не встретят, у меня переночуешь. У меня такой же сын и дочка еще есть.
Поезд остановился, все начали толкаться со своими чемоданами к двери, а я смотрел в окно и папу не видел. В окна стучали разные люди, кому-то там улыбались, махали руками, а папы на платформе не было.
– Ну что? Пойдем или будем ждать?
– спросил человек, который ехал со мной рядом. Теперь он уже стоял. И мы были одни в пустом вагоне.
– Ждать, - ответил я.
– Выйдем на платформу, к вагону. Мы пошли на платформу.
И только я спрыгнул на асфальт, как ко мне подбежала Татьяна Филипповна. Она даже не разглядывала меня, а узнала сразу.
– Да вот же он!
– закричала она.
– Саша! Саша! Александр Петрович, вот же он!
Она крепко схватила меня за руку и не отпускала.
– Вот тебя и встретили, - сказал мой бывший сосед. Тут подбежал и папа»
– Ну наконец-то!
– И он засмеялся.
– Большое вам спасибо.
– Это он сказал человеку.
– А мы смотрели тебя в тринадцатом. Мама, видимо, сказала «двенадцать», а я услышал «тринадцать».
На другой день папа и Татьяна Филипповна провожали меня на вокзале.