Утренние прогулки
Шрифт:
Поезд был такой, в котором я ехал, может быть, даже тот самый, только вагон теперь второй - у самого локомотива. Первого вагона у поезда совсем не было.
– Ты, пожалуйста, люби и слушайся маму, - говорил на прощание мне папа, - я ее всю жизнь буду уважать. Мама у тебя - очень хороший человек.
Татьяна Филипповна вдруг заплакала. Она плакала негромко и одновременно улыбалась.
– Не обращайте внимания, - говорила она.
– Папа, а ты скоро вернешься?
– спросил я.
Он долго
– Не знаю.
Всю дорогу назад я смотрел в окно и думал про папу.
Несколько часов назад я чуть не потерялся.
Мы были на Выставке достижений народного хозяйства, на ВДНХ; я побежал в очередь за мороженым, а папа с Татьяной Филипповной остановились около знакомого человека. Потом они прошли мимо очереди и меня не заметили. Такая там была толпа народу. Я тоже их не заметил, хоть и оглядывался во все стороны.
– Придется к милиции обратиться, - говорил человек рядом со мной, пока я оглядывался кругом.
Потом он вдруг схватил меня за руку.
– Вон там - не твой отец?
– Мой!
– обрадовался я и закричал: - Папа! Папа!
– Вы просто два совсем одинаковых человека, вам потеряться трудно.
– И мой сосед засмеялся.
– А вот на мать ты не похож.
– Это не мама, - сказал я, - это папина сотрудница.
Нам с папой и раньше говорили, что мы с ним похожи. Я люблю сравнивать его фотографии, какой он был в детстве, и свои. И правда - на них как будто один человек.
Еще на выставке, до того, как я чуть не потерялся, папа отвел меня в сторону, заглянул в глаза и спросил:
– Скажи, только честно, как мама?
И хотя несколько ночей подряд, когда я просыпался, то слышал, как мама плакала, и всякий раз страшно мне становилось, и всякий раз я лежал, не знал, что делать, я все-таки сказал сейчас:
– Мама - хорошо.
Папа снова заглянул мне в глаза и кивнул. Но я понял, что он мне не поверил.
И тогда я снова подумал, что они, наверно, поссорились.
Ведь даже самые лучшие друзья иногда ненадолго ссорятся.
Я чуть не сказал об этом папе, когда они меня провожали. Несколько раз я набирал воздух, чтобы сказать: «Папа, помирись, пожалуйста, с мамой».
Но всякий раз не мог эти слова выговорить. Это как с поздравлением - в уме произносишь легко и просто, а вслух не выговорить.
Потом поезд тронулся, и уже поздно было спрашивать.
А через шесть часов наш поезд был уже в Ленинграде.
Маму я увидел сразу, в окно.
– Ну, что папа? Как у него дела?
– спрашивала мама, пока мы ехали домой.
Мы о его делах в Москве даже не разговаривали. Но я ответил:
– Хорошо.
– Твой папа очень хороший человек, - сказала мама.
– Я его всю жизнь буду уважать. А ты тоже
И я подумал: «Наверно, они и не ссорились. Просто это мне показалось из-за глупостей Бабенкова. А мама плачет оттого, что ей тоскливо без папы».
Утром я сразу попал на изложение. О Москве.
Анна Григорьевна прочитала нам такой рассказ «Моя Москва», а мы все стали писать, что запомнили, как обычно.
Только свой рассказ автор, наверно, написал лет десять назад, потому что он о многом интересном не говорил.
А я написал про все, что видел. И о Царь-пушке в Кремле, и об Останкинской башне. Я оттуда наблюдал город. На сорок километров во все стороны видно, и лифт туда взлетает так быстро, как самолет. Я думал, мы еще на третьем этаже, а мы уже были на сто пятьдесят третьем. И о проспекте Калинина написал. Даже про робота на выставке вспомнил. Тот робот сначала кланяется и здоровается с посетителями, а потом поет, танцует и веселится.
Я сдал изложение уже после звонка и сразу начал переживать. А вдруг надо было написать только про то, что Анна Григорьевна прочитала. Она посмотрит мое изложение и объявит классу:
– У нас появился новый хвастун. Съездил в Москву на два дня и теперь хвастает.
Я и дома об этом думал, и на другое утро, когда шел в школу.
Анна Григорьевна наши изложения успела проверить и на первом уроке уже начала их раздавать.
А я все ждал: вот сейчас мое, сейчас до меня она дойдет и скажет.
Наконец я увидел свои странички, я их сразу узнал по почерку.
И Анна Григорьевна тут же заговорила.
– Очень интересная работа, - сказала она.
– Ее написал Коля Кольцов. Пожалуй, это не изложение, а сочинение. Я с удовольствием его прочитала и сама узнала много интересного о Москве. Я даже директору, Екатерине Николаевне, ходила читать. И ей тоже оно понравилось.
Хотя Анна Григорьевна говорила одни хорошие слова, я все равно продолжал переживать.
В позапрошлое лето я чуть не утонул.
Мы тогда приехали на месяц в Молдавию, в деревню.
Наш дом стоял на берегу Днестра. В Днестре вода была всегда теплая, будто специально подогретая, но мутная. И течение было мощное. Если по горло зайдешь, то уже не устоять - сбивает с ног.
Но в одном месте была заводь со спокойной водой. У нашего берега течения почти не было, а у другого оно ускорялось, потом река делала поворот, а за поворотом неслась как бешеная, потому что там было узкое место и посередине - пороги.