Шрифт:
Пролог
На экране монитора две тёмные фигурки приближались к конечной точке маршрута. Неторопливо так приближались, очень уверенно и целеустремлённо.
«Осталось обойти дракона, потом по тайной пещере скрыться от гоблинов, на склоне спрятаться за валуном, дождаться, когда появятся орки, застрелить их из лука…. Всё, путь открыт! Совсем скоро храбрый хоббит Фродо бросит проклятое Кольцо в огненное море Ородруина…. Ничего хитрого!», — подумал Томас. — «Да, перевелись достойные соперники! Сперва Отто Кошатник решился сменить
Неожиданно на экране появилась крохотная алая капелька, за ней вторая, третья. Капли медленно стекали вниз, оставляя за собой неровные, грязно-розовые полосы-дорожки. Томас взял в руки замшевую тряпицу и попытался очистить монитор, но у него ничего не получилось.
— Это, наверное, в игре что-то произошло, — неуверенно предположил молодой человек. — А красно-алые капли — кровь…
Глава первая Зелёная Луна и следопыт Олмер
За массивным, щедро залитым прокисшим красным вином столом, икая и раскачиваясь из стороны в сторону, горько плакал старый одноухий гоблин.
Он плакал об ушедшей навсегда молодости, о былой любви, затерявшейся где-то, об удачах, обернувшихся позором, о несбывшихся мечтах и вещих снах, оказавшихся пошлым обманом.
И, словно бы вторя старику, сочувствуя и соглашаясь с ним, по трактирному залу летела, будто бы живя собственной жизнью, грустная баллада:
Былой отваги времена Уходят тихо прочь. Мелеет времени река, И на пустые берега Пришла хозяйка-ночь…Гоблин изредка всхлипывал и в такт песне стучал оловянной кружкой по столу, разбрызгивая пролитое вино во все стороны.
«Сюрреализм какой-то! Антураж компьютерной игры, данный нам в реальных ощущениях…», — подумал Томас. — «Язык совершенно незнакомый, а я почему-то всё понимаю. И слова, определённо, уже где-то слышанные…. Гёте? Шиллер?».
Он больно ущипнул себя за ляжку, но странное видение не пропало. Вот же он, гоблин, нестерпимо воняющий чесноком, жадно слизывает со стола винную лужицу. Слизывает и глумливо скалится, многозначительно подмигивая фиолетово-аметистовым глазом…
Томас обернулся по сторонам и от досады прикусил губу: и остальные посетители трактира оказались необычными. Какие-то смуглые и низкорослые личности, похожие на японцев, но с собачьими ушами и приплюснутыми чёрными кожаными носами, пировали за соседним квадратным столом. Около тёмно-серой стены о чём-то жарко спорила парочка бородатых гномов — в железных кольчугах, с бронзовыми шлемами на головах. У барной стойки — на высоких стульях — расположились ещё какие-то, невиданные досель, мрачные и печальные.
Да и сам кабачок выглядел до нельзя странно. Крохотные овальные окошки, затянутые полупрозрачными пластинами слюды, таинственный полумрак, редкие свечи на столах, массивные топоры и мечи, развешенные по стенам. Над холодным оружием размещались головы диких кабанов, медведей и ещё каких-то незнакомых клыкастых существ — свирепых и несимпатичных. Приоткрытые пасти лохматых голов скалились в многообещающих кривых оскалах, стеклянные глаза блестели откровенно недобро и плотоядно.
— Классические декорации к сериалу про мрачное средневековье, — пробормотал себе под нос Томас. — Мракобесие и вселенская тоска, намекающая на кровавые ужасы и медленное сумасшествие…
Молоденькая особа — симпатичная даже, если бы не большие круглые уши жёлто-лимонного цвета, густо обросшие рыжей шёрсткой — небрежно касалась кончиками пальцев клавиш старенького рояля и, томно прикрыв глаза, самозабвенно выводила:
И никого со мной в ночи. Кругом — лишь сизый дым…. И в мире больше нет причин Остаться молодым…Томас сосредоточился и попытался мысленно проанализировать сложившуюся ситуацию. Впрочем, это абсолютно ничего не прояснило. Более того, он с ужасом осознал, что болен, а болезнь эта называется — раздвоение личности.
«Если смотреть правде в глаза, то я, кажется, сошёл с ума», — честно признался сам себе молодой человек.
С одной стороны, он осознавал себя Томасом Моргенштерном, студентом первого курса Университета австрийского городка Клагенфурта. С другой же стороны, являлся обыкновенным хоббитом Томасом Утренником, родом из заштатного посёлка Землеройска. Совпадало только одно: в обоих случаях ему было восемнадцать лет с крохотным хвостиком. Причём, он почему-то был твёрдо уверен, что это «восемнадцать с хвостиком» имеет самое прямое отношение к происходящему.
Звуки баллады стихли, и незнакомый грубый голос поинтересовался:
— Утренний хоббит, не желаешь ли выпить? Эй, я к тебе обращаюсь, недомерок!
Только когда по затылку хорошенько прилетело яблочным огрызком, Томас сообразил, что голос обращался именно к нему. А ещё он понял, что прямо-таки умирает от жестокой и колючей жажды, да и в голове что-то громко стучит и звенит.
Он вылез из-за стола, аккуратно отодвинул в сторону тяжёлую дубовую табуретку и, неуклюже косолапя, прошёл к высокой барной стойке.
«Что это такое с моими ногами?», — подумалось. — «Такое впечатление, что они стали гораздо короче. Куда, кстати, подевались кроссовки? С каких таких пирожков подгоревших я разгуливаю босиком? И этот звон-стук в голове…».
За барной стойкой располагался человек, что уже радовало. Здоровенный такой мужик, широкоплечий, светловолосый, кареглазый, с недельной щетиной на щеках и подбородке.
— Что, уважаемый Утренник, пить хочешь? — насмешливо поинтересовался здоровяк.
— Очень! — честно признался Томас.