Утренний хоббит
Шрифт:
— Меня зовут Самуэль Фергюс, я хозяин «Тёмной таверны», — сообщил мужик, выставляя на серо-жёлтую столешницу большую глиняную кружку, до краёв наполненную каким-то пенным напитком. — Глотни, толстячок, сидра! Тебе понравится…
«Что-то определённо знакомое — «Тёмная таверна». Это же…», — подумал Томас, осторожно касаясь губами края кружки. — «Кажется, так назывался сайт, который я, Томас Моргенштерн, и создал когда-то…».
Напиток оказался волшебно-вкусным, с приятной лёгкой горчинкой, холодным и слабо-газированным. С каждым глотком грохот-звон в голове постепенно
«Какой ещё — Моргенштерн? Что за — Клагенфурт?» — искренне удивился про себя Томас.
— Зеркало висит в правом углу, возле окна, — любезно сообщил Самуэль Фергюс.
Томас поставил опустевшую кружку на столешницу барной стойки, благодарно кивнул головой и уверенно, безо всякой косолапости, прошёл к слюдяному окошку.
Зеркало — старинное и непривычно тусклое — висело на закопчённой стене, между оконной рамой и посудным шкафом. Томас, помедлив с минуту, боязливо заглянул в него. Из таинственных зеркальных глубин робко и насторожённо выглядывал хоббит: светленький такой, щекастый, ростом не выше полутора метра.
— Конечно же, хоббит, — пробормотал Томас. — Было бы странно, если бы в зеркале отразился кто-нибудь другой. Тролль, к примеру, или же, наоборот, гном. А так-то всё нормально: хоббит смотрит в зеркало и видит там хоббита…. Я — Томас Утренник, родился восемнадцать с небольшим лет тому назад в Землеройске, там у меня родственников — без счёта. Конкретно сейчас — нахожусь в старинном посёлке Пригорье, что расположился на Западном Тракте, восточнее Брендидуимского моста. А, если быть скрупулезно точным, то в старинном трактирчике «Тёмная таверна». Ничего себе кабачок, заслуживающий уважение, с очень хорошей кухней…. Ростом не выше полутора метров? А вот это, как раз, и не факт. Может, так просто кажется — на фоне низкой и приземистой мебели?
— Новенький! Утренний хоббит! — напомнил о себе грубый голос трактирщика. — Сам с собой разговариваешь? Нехорошо это…. Заканчивай! Лучше подкрепись немного.
Томас, лукаво подмигнув на прощание собственному зеркальному отражению, вернулся к столу. Одноухий гоблин — вместе с винными лужицами — куда-то исчез, а Самуэль Фергюс как раз заканчивал расставлять на чистейшей светло-серой скатерти разномастные миски, горшочки и ёмкости для напитков.
— Эй, бездельник! — повернув голову в сторону, прогудел густым басом трактирщик. — Уснул там, что ли? Вино тащи для нашего гостя! И яблочного сока прихвати.
Распахнулась низенькая дверь, ведущая, очевидно, в кладовую, и оттуда показался…. Кто, собственно, показался? Да, непростой такой вопрос! Туловище, явно, человеческое, по комплекции — подростковое, или юношеское. Облачённое, опять же, в самые обычные человеческие одежды: ярко-салатная рубаха, бежевая жилетка, серые брюки, заправленные в низкие замшевые сапоги. А вот, голова…. Голова принадлежала коту: светло-серая шёрстка, розовый нос, характерные треугольные уши, длинные усы, тёмно-зелёные глаза.
Странное существо, приветливо кивнув кошачьей головой, выставило на стол две высокие стеклянные бутылки — тёмно-синюю и светло-розовую — после чего развернулось и удалилось, гордо продемонстрировав окружающим пышный, светло-рыжий хвост.
— Угощайся, Утренник! — любезно предложил Фергюс. — Оголодал, наверное, в дороге. Твоего пони уже расседлали, вещи отнесли в комнату. Отдыхай, подкрепись! Господин Олмер прибудет ближе к полуночи, просил обязательно его дождаться.
Томас был очень голоден, поэтому не стал донимать кабатчика глупыми вопросами, мол: — «А кто он такой, этот господин Олмер? И что ему, собственно, надо от бедного хоббита?», а лишь благодарно кивнул головой и принялся за еду.
Но смутные сомнения его не покидали. Всё, вроде, вокруг было знакомым и привычным, но каким-то очень уж неудобным, честное слово. Не родным, выражаясь проще.
Вот Томас плеснул в оловянную кружку вина из светло-розовой бутылки, и тут же поймал себя на мысли, что оловянные кружки предназначаются для яблочного сока и пива, а вино надо пить из стеклянных бокалов. Принято тут так, и точка. Он пригубил вина, поморщился: вкус был странным, с заметной кислинкой.
«Вот в Клагенфурте — молодое красное вино! Не чета этому пойлу…», — шустрой мышкой пробежала в голове странная и отрывочная мысль.
С едой наблюдалась та же история. Бульон, заливное мясо, овощи, тушенные с грибами, ветчина, сыр, хлеб — всё это было непривычным на вкус, пресным и абсолютно несолёным. Он поискал на столе склянки со специями — посолить, поперчить — но ничего похожего не обнаружил.
— Что-то потерял, милейший Утренник? — поинтересовался бас.
Томас обернулся, за его спиной стоял широко улыбающийся Самуэль Фергюс с глиняной кружкой в руках. А вот глаза трактирщика были очень внимательными и слегка напряжёнными.
— Вино и пиво нынче — так себе, — непринуждённо заявил Фергюс. — А вот грушевый сидр — высший класс! Пей, Утренник, я угощаю! Собственный авторский рецепт.
Отпив из предложенной кружки треть, Томас подумал: — «Какая такая — соль? Какой ещё — перец? Нет в Хоббитании, да и во всём Средиземье ничего подобного! Да и не было никогда…. И, вообще, пора прогуляться немного, вдохнуть свежего воздуха. Душно здесь…».
Он поднялся из-за стола, достал из кожаного кисета, висящего на поясе, старенькую вересковую трубку, не торопясь, набил её табаком и направился к низкой входной двери.
— Эй, Утренник! — окликнул хозяин таверны, — Погулять собрался? Не отходи только далеко, а то господин Олмер волноваться будет.
«Олмер? Конечно же, Олмер!», — вспомнил Томас. — «Следопыт местный, хорошо известный в Хоббитании. Знаменитая личность, даже легендарная. А грушевый сидр у Фергюса знатный, просто замечательно восстанавливает память…».
Он вышел на крыльцо, аккуратно прикрыл за собой дверь и спустился по каменным ступеням во двор. Вокруг было тепло, безветренно и бесконечно уютно. В траве успокаивающе щёлкали сверчки, громко стрекотали цикады. Приближалась ночь, солнце уже скрылось в тёмных облаках, висевших на западном краю неба. На востоке показался зеленоватый серп.