Утренний хоббит
Шрифт:
— Все реки образуются путём слияния ручьёв, которые, в свою очередь, зарождаются при таянии снегов. Или же вытекают из озёр и болот.
— Значит, эта река вначале текла по земной поверхности и только уже потом — через какой-нибудь широкий провал — ушла в Морию?
— Конечно. Поэтому по речному берегу и разбросаны ветки деревьев и, даже, большие коряги.
— Ближайшие горы, на которых лежит снег, это ведь Морийский хребет? А у хребта, как всем известно, две стороны. Верно? — Мари упрямо и целенаправленно продолжала поиск истины. — То есть, эта река могла вначале стечь с противоположного — относительно
— Теоретически, да.
— Следовательно, если мы пойдём вверх по речному течению, то можем выйти в Другой мир?
— Теоретически, можем, — с трудом сдерживая улыбку, ответил Томас. — Тем более что и ящерки указывают в ту же сторону…. А вот с костром мы пока повременим: незачем привлекать к себе избыточное внимание. Вдруг, данные речные берега обитаемы? Итак, что у нас — «во-вторых»?
— Во-вторых? Ах, да…. Во-вторых, я заметила, что в заводи плескалась крупная рыба. Следовательно, её можно поймать! Мне добрый и запасливый Отто — при прощании — оставил парочку острых крючков, правда, слегка заржавевших…
Они, переместившись на пологий берег подземной реки, в свете фонарика-мешка, заполненного светящими камушками, наскоро изготовили нехитрую рыболовную снасть: привязали к тонкой и прочной верёвке крючок, рядом с ним разместили серебряную монетку-грузик с маленькой дырочкой по краю, в метре от монеты закрепили — в качестве поплавка — большой сосновый сучок.
— Какую наживку будем использовать? — азартно блестя глазами, по-деловому поинтересовалась Мари.
Томас только руки развёл в разные стороны:
— А, разве, у нас есть выбор? Присутствует только крохотный кусочек ветчины…. Подчёркиваю, последний кусочек! Имеется в наличии ещё немного пшеничных сухарей и ежевичный джем. Но, как мне надоедливо подсказывает внутренний голос, это совсем не то…. Придётся, всё же, пожертвовать ветчиной!
Он надёжно насадил на крючок ломтик копчёного мяса, осторожно раскрутил шнур над головой и забросил наживку — метров на пятнадцать-семнадцать от берега — в тёмную речную воду.
— Зачем же нужен поплавок, если мы его всё равно не видим в темноте? — удивилась Мари.
— Для того чтобы наживка не легла на дно и не слетела с крючка, случайно зацепившись за камни, — терпеливо объяснил Томас, легонько подёргивая за шнур. — А поклёвку я и руками почувствую…
Не прошло и двух минут, как его ладони, держащие шнур, ощутили сильный и резкий удар. Томас тут же умело подсёк и — после короткой, но отчаянной борьбы — вытащил на каменистую прибрежную косу крупную рыбину.
— Странная какая! — зачарованно выдохнула Мари, разглядывая добычу в тусклом свете самодельного фонаря. — Длинная, похожая на ткацкое веретено. Только на очень большое….Потянет, наверное, килограмма на два с половиной. Чешуя очень-очень светлая, почти белая. Или мне так только кажется — в сумраке? Ух, ты, какие зубы! Длинные, кривые, очень острые…. Томас, у неё же глаз нет! Совсем — нет!
Несмотря на странный вид и полное отсутствие глаз, рыба оказалась на редкость вкусной. Пришлось, правда, развести маленький костерок. Не сырой же было есть рыбину?
— По вкусу очень напоминает морского палтуса! — нахваливала Мари. — Дорогой, а почему ты отложил в сторонку рыбий хвост, плавники и голову? Из них получился бы отличный рыбный супчик…
— Видишь ли, радость моя, — Томас тихонько икнул от сытости, прикрыв рот ладонью. — Я хочу поймать ещё несколько аналогичных экземпляров. Завтра же снова захочется кушать. И, послезавтра…. Вот и применим хвост, плавники и голову в качестве приманки. Может, удастся выловить что-нибудь более крупное и достойное.
Но коварная рыба, как вскоре выяснилось, была несклонна к каннибализму, и клевать — на составные части сородича — категорически отказывалась. Потратив вхолостую полтора часа, Томас, вернувшись к догорающему костру, решил:
— Прогуляюсь я вон к тем порогам. Возьму с собой наш фонарик-мешочек, попробую на мелководье подстрелить рыбу из лука. Вдруг, получится?
— А как же я? — заныла Мари. — Можно, я тоже пойду с тобой?
— Ты здесь останешься. Заворачивайся в волчью шкуру и спи, — притворно нахмурился Томас. — У тебя же глаза слипаются. Пойдёшь со мной, заснёшь на ходу, да и свалишься в воду. Оно мне надо? Понятное дело, не надо! Не спорь со мной, любимая! Ложись спать. Вот она, пушистая и мягкая шкура…. Ложись, ложись! Я тебя укрою. Проснёшься, а я — вместе с новой и славной добычей — уже вернулся назад…
Томас, преодолев двухсотметровую каменную россыпь, выбрался на очередную прибрежную косу. Прошагав по зыбучему песку ещё с полминуты, он повернул за угол высокой чёрной скалы, изрезанной светящимися жёлто-зелёными прожилками, и — нос к носу — столкнулся с двумя орками.
«Высоченные-то какие, широкоплечие…», — успел доложить внутренний голос. — «Раскосые глаза, длинные руки, островерхие шлемы на непропорционально маленьких головах. У одного в руках длинное копьё, у другого — только длинная кривая сабля в ножнах на боку…. Самое гадкое, что они оба облачены в чёрные, визуально очень крепкие кольчуги. Только ноги — ниже колен — не скрыты металлическими чешуйками. Там, как и полагается, кожаные сапоги….Вот, ты, братец, и бей — по ногам! Нет других вариантов…».
Эти мысли пронеслись в голове Томаса за десятые доли секунды и не помешали принятию единственно-правильного решения. Он неуловимым движением сбросил с плеча хоббитанский лук, выхватил из ножен любимый кинжал — с сине-фиолетовым клинком — и, низко пригибаясь, бросился на ближайшего противника.
Похоже, что мгновенная реакция не входила в перечень отличительных черт орков. Передовой верзила успел только положить кисть правой руки на рукоять сабли, а Томас был уже рядом. Короткий замах, удар и…
Создалось впечатление, что лезвие кинжала прошло по пустому месту, то бишь, не встретив ни малейшего сопротивления.
«Неужели я промазал?», — мысленно запаниковал Томас. — «Как же так?».
Впрочем, уже через секунду выяснилось, что волновался он совершенно напрасно: узкоглазый здоровяк, издав вопль ужаса и боли, завалился назад, а его ноги — в низких тёмно-коричневых кожаных сапогах — остались стоять на месте.
«Ничего себе — ножичек!», — восторженно отреагировал внутренний голос. — «Толстенные орочьи ноги перерубил — словно две тоненькие соломинки! Крови-то, крови сколько…. А вот с выбором противника, братец, ты обмишурился. Надо было, первым делом, разбираться с другим. С тем, который копьё сжимает в руках….».