Утренняя пробежка

Золотарёв Владимир Семёнович

— Ну-ка, встать! Солдат Комаров, вы что-то перепутали. Марш-бросок не в кроватях решено проводить.

А кореша мои от смеха на кроватях катаются. В общем выперли меня из санчасти. До самого дембеля ребята донимали: расскажи да расскажи, как ты марш-бросок в кровати устроил.

Ну а в третий раз совсем непростительно влип, можно сказать, бдительность потерял. Любопытство, вишь, меня погубило. А произошла эта история на учениях.

Как-то на привале собрались танкисты возле командирского танка и так заразительно ржут. Пошел я посмотреть, с чего это они животы надрывают. А ребята достали где-то куриное яйцо и игру детскую затеяли:

поочередно кого-нибудь за танк выпроваживают, яйцо это прячут, потом заставляют искать. С чего, думаю, ржать. Прямо дети малые. Мне бы уйти, а я стою. А тот, что яйцо прятал, возьми да и скажи: «Сейчас в такое место спрячу, ни в жисть не найдет». И сунул это яйцо мне под беретку. А я как пентюх стою. Ну, возвращается из-за танка солдатик, рыжий такой, помню, и давай яйцо искать. Все хохочут, подмигивают мне, мол, не найти ему. Я тоже разулыбался, а он тут как тут: «И ты смеяться!» — и хлоп меня по голове. А яйцо, скажу вам, сырое было.

Сейчас вспоминаю эти забавы — и на душе теплеет. А тогда не до смеха было. Обижался на друзей-товарищей. А обижаться-то нельзя. Солдатская служба нелегкая, и без шуток там никак нельзя. Так что, если попал впросак, смейся с другими, не злись. Так оно лучше, скорей отстанут. Это прямо мой вам совет.

ОТЧАЯНИЕ ДЕМОКРАТА

Опять они! Все сначала! — трагически восклицал демократ «местного розлива» Хляев. Он бегал по лаборатории, толкал штативы с колбами и хватал себя за яйцевидную голову. Его ужасала мысль, что при нашем общем попустительстве в кресле Президента России может оказаться коммунист.

— Опять в стойло хотите? — обрушил Хляев на нас весь свой сарказм. — Туда нельзя, сюда нельзя! Опять дефицит, талоны! Уравниловка и всеобщее «одобрямс» «мудрым» решениям очередных партсъездов! Соскучились по изучению «ценных мыслей» новоявленных вождей?!

По большому счету все, конечно, устали от «разгула» псевдодемократии, но еще больше опасались возвратных потрясений. Однако мы не спешили успокоить своего расходившегося коллегу: уж больно забавляла нас его истерика.

Хляев в отчаянии посмотрел на наши веселые физиономии, весь как-то скукожился и обреченно изрек:

— Ну что ж, смейтесь. Коммунисты уже украли у меня мою жизнь, но и этого им мало. Они и за моим гробом хотят идти с пением «Интернационала». А вы смейтесь! Это и вам всем светит!

ТОСТ ЗА ДРУЖБУ

После окончания престижного столичного вуза судьба разбросала их по разным городам необъятной России, тогда еще Союза, и она же вновь свела через тридцать лет в Москве на совещании энергетиков СНГ. После вечернего заседания друзья-однокашники, отринув от себя повседневные заботы и мысли, собрались в гостиничном номере.

Часы на Спасской башне за большим окном показывали позднее время, а мужчины никак не могли наговориться. Перебивая друг друга, они вспоминали свои студенческие годы. Мужественные их лица, обращенные к далекой юности, просветлялись теплыми улыбками. Они называли друг друга по имени, забыв о чинах и званиях, поочередно бегали за спиртным и сигаретами.

Вспомнили преподавателей, друзей и подруг, студенческие стройотряды, первую любовь. Похвастались своими успехами, похвалились женами, детьми и особенно внуками. Были рассказаны все пришедшие на ум анекдоты, даже бородатые. Дружно и, как водится, нелицеприятно покритиковали верховную власть. И на том умолкли. В номере наступила тишина. Мальчишник выдыхался и догорал, как костер в предутренний час. Оставалось только кому-нибудь сказать сакраментальную фразу: «Шабаш! Расходимся!»

И тут Петя, то есть Петр Иванович Комов, не проявлявший доселе особой активности, ни с того ни с сего сказал: «А у меня в Москве друг живет, генерал. Он в Генштабе служит».

Заводила, жизнелюб и весельчак Саня, он же большой начальник Александр Федорович Новожилов, мгновенно среагировал: «А чего же ты молчал? Скрыть хотел?!» Он обвел всех озорным взглядом, и компания мгновенно оживилась.

— Заливает, — убежденно сказал Коля, полный, лысоватый Николай Сергеевич Косов, и всем своим видом дал понять, что несколько обижен.

— Нет, так не пойдет! — между тем входил в роль Александр Федорович, мастак на всякие розыгрыши. — Ты должен позвонить своему другу, чтобы мы убедились. А то, может, он и не генерал вовсе, — точно по телефону можно было рассмотреть генеральские погоны на голом человеке.

— И позвоню! — завелся Комов. Он подвинул к себе телефон и стал накручивать диск, привычно набирая номер по памяти. В тишине слышны были долгие гудки.

Первым не выдержал Алик, Альберт Арутюнович Казарян. Он смущенно поднял свои черные глаза и проговорил: «Может, не стоит, уже полтретьего ночи. Нехорошо». Но в этот момент в трубке щелкнуло, и густой бас пророкотал: «Дралкин у аппарата. Слушаю».

Комов блаженно улыбнулся и пропел в трубку: «Витя, привет. Это я, твой друг Петя».

— Что-о-о?! — рявкнула трубка. — Ты…, сукин сын! Приспичило тебе по ночам дружбу водить! Посмотри на часы! — дальше последовали непечатные выражения не владеющего собой человека.

Но Комов не смутился. Он все так же блаженно улыбался, а когда генерал выдохся, проникновенно изрек: «Витя, ты не прав. Как сказал один поэт, дружба — понятие круглосуточное», — и первым положил трубку.

— Классика! — закричал Александр Федорович. Он вскочил, и оттянув подтяжки, с удовольствием щелкнул ими по своей могучей груди. — Ай да Петя! Вот это, други, что называется подвел черту! Ну-ка, ребята, наливайте что там осталось. Давайте выпьем за дружбу, которая понятие круглосуточное!

УТРЕННЯЯ ПРОБЕЖКА

— Побежал! — бросил через плечо глава семьи Лев Андреевич Добреньков и хлопнул за собой входной дверью. Услугой лифта он не пользовался, а по-мальчишески вприпрыжку снес свое полнеющее тело по лестничным маршам вниз.

Утренний воздух бодрил. Алкашистого вида дворничиха скребла сухой метлой асфальт двора, поднимая тучи пыли. Выражение лица ее ничего доброго не выражало, и Льву Андреевичу на миг даже показалось, что дворничиха хочет пырнуть осюками метлы предмет его гордости — кроссовки фирмы «Рибок».

Добреньков перешел проезжую часть улицы и углубился в городской парк. На галиевой дорожке вокруг цветника царило оживление любителей утреннего бега трусцой.

Лев Андреевич прошел к своему излюбленному месту возле березок, чтобы начать с физкультурной разминки.

— Привет, филон! — приветствовал его старичок-боровичок. Старичок, казалось, постоянно находился в парке, делал какие-то, только ему ведомые, телодвижения и почему-то и зимой, и летом носил на руках перчатки. В данный момент старичок крест-накрест забрасывал руки и шумно бил ими себя по бокам. При этом он приговаривал: «Совсем сачковать стал. Нехорошо!»