Утро без рассвета. Книга 1
Шрифт:
— Может я сам. Не стоит беспокоиться.
— То, что касается этого! Все, мое кровное дело!
— Ну что ж, я буду благодарен вам за помощь.
— Я забыл тогда. В разговоре. Потом вспомнил.
— Слушаю, — повернулся следователь.
— Ты, конечно, скажешь, что мы дали ему плохое жилье? Возможно, доведешь это до сведения начальства.
— Поэтому ты вдруг стал отговаривать, чтоб я к нему не заходил?
— Да мне, собственно, опасаться нечего. Жилье исполком распределяет, — покраснел майор.
— Да, но по вашим отзывам — кому нужно это
— Но что он такое для нас — вор?!
— Поселенец! — не выдержал следователь.
— Одно и то же!
— Его сестра, вероятно, не в такой развалюхе жила?
— Она — фронтовик! Не ему чета!
— Прежде всего она его сестра!
— Ну и что? — остановился майор.
— А то, что его жизнь и без войны в этом домишке ежеминутно была под угрозой! А она ждала чудесных исправлений брата!
— Ей нужно было привести его в свой дом? Под одну крышу с детьми?!
— Вот вы говорите— фронтовики! Гордитесь этим. Но ведь это в прошлом! Фронтовик сначала человеком обязан быть! И сегодня! А вы где эту человечность растеряли?
— Наше при нас. Я здесь с ним нянчился! Я!
— Ну и что? Это же ваша обязанность в конце концов — перевоспитывать людей! А зачем вас сюда направили? Единственный поселенец был в селе! Работал без замечаний. Ничего плохого тут не утворил. Выполнял правила техники безопасности. Ведь если бы он испортил отопительную систему, ни вас, ни его не похвалили бы. Спасли бы этим вы сестру или нет — еще неизвестно. А вот занятия в школе, работу в детских яслях, саде, сорвали бы надолго. А кого за это привлекли бы к ответу? Его! К тому же, останься живой его сестра, вы все равно о ней ничего ему бы не сказали. Храня ее авторитет. А и узнай он ее, она его на порог бы не пустила, чтобы не опорочиться в глазах села.
— Ты же его подозреваешь?
— Ив том есть доля вашей вины. Будь он здесь — все могло сложиться иначе! И, возможно, остался бы вне подозрений. А теперь! После Тигиля? После всего — конечно всякое возможно. К тому же, почему работа операционной целиком зависит от котельной?
И в случае аварии там, в операционной умирают люди? Почему вы не имеете там запасного варианта печного отопления. И причем до сих пор? Ведь перемороженность труб произошла не по вине поселенца! А вы его во всем обвинили. Вину сменного кочегара и свою бесхозяйственность оправдали?
— Печное отопление в больнице, а тем более в операционной запрещено правилами пожарной безопасности и сангигиеной — санврачом. Исходя из интересов больных. Их жизней!
— Что ж! Значит, лучше выполнить инструкцию, и пусть люди умирают в интересах собственного здоровья? — съязвил Яровой.
Майор опустил голову.
— Вот вы говорите, что Беник был преступником. Именно потому вы выделили ему такое жилье? Но Беника нет! А в доме живет семья! Обычная! Нормальная семья! Женщина с ребенком. И это в доме, находящемся в аварийном состоянии! Извольте объяснить
— почему?
— Затруднения с жильем, — буркнул начальник милиции.
— А вы знаете, как это называется на языке уголовного кодекса
—
— Что ж! Идите! — побагровел майор. И добавил: — Подождите, я вынесу ключи.
Вскоре он вернулся. Молча отдал ключи и, повернувшись, даже не попрощавшись, пошел прочь от следователя, который не удивился такой перемене в отношении к нему начальника милиции и тут же направился к дому, где проживал ранее Клещ.
Дверь на заржавленных петлях занудливо заскрипела. Да, после отъезда поселенца здесь никто не бывал. Пыль толстым слоем лежала на всем.
— Аркадий внимательно изучал жилье поселенца. Вещей он никаких не оставил. На полке покрытая пылью небольшая стопка посуды забыта. Ложки, кружка. Нехитрые принадлежности уехавшего хозяина. На столе клеенка. Узор не различишь. Вся в порезах. Старая.
«Неброско жил. Приноравливался. Привыкал. Да не повезло тебе! Не дали. Не поняли. Но кто же ты? Кто? Убийца? Или просто чужой? Чужой среди людей? Кем ты стал? Чем жил здесь? Прошлым или будущим? О чем думал? Что будоражило и радовало?» — думает Яровой, оглядывая комнатенку поселенца. Отметил, что шторы на окне раздвинуты. Куда он смотрел? Подошел к окну. Встал на место прежнего хозяина. Из окна хорошо было видно больницу.
«Там умерла она!»— вспоминает следователь о скончавшейся в операционной сестре Бени. Стало понятно, о чем он думал в последние дни пребывания в Тигиле. Винил ли себя Клещ в чем- либо? Или уехал, так и не поняв, за что обрушилась на него эта внезапная беда? С кем он прощался? Жалел ли об отъезде, или радовался?
Он садится на табуретку. Облокотился о стол. Что-то зашелестело под локтем. Районная газета! Клещ выписывал? Прочел день выпуска — он совпадал с днем отъезда поселенца. Хотел было отложить в сторону, но вдруг заметил обведенный карандашом стих, помещенный на литературной странице. Он понял — строчки подчеркнуты рукой поселенца. Стал читать внимательно:
Порой посмотришь вслед годам И вспомнишь все нечаянно. И снова совесть по щекам — С размаху бьет отчаянно. И снова сердце надо сжать. Как память к нам безжалостна И только некому сказать — Прости меня! Пожалуйста!..
АЛИБИ
Яровой прилетел в Усть-Большерецк под вечер. И сразу стал узнавать, как добраться до совхоза «Октябрьский».
— Ой, милый, на что ж тебе туда ехать? Ведь измаешься весь. Ить дыра страшенная! Три транспорта сменить надо. Три раза ноги в руки брать, — сочувственно покачала головой сторожиха аэропорта, грузная, добродушная старуха.
Лишь через два часа нашел человека, еле согласившегося доставить его в поселок Октябрьский; от него до совхоза предстояло еще проехать и пройти около полсотни километров.