Утро без рассвета. Книга 3
Шрифт:
— Имелась, — усмехнулся Паве л .
— Кака я же?
— Блядь. Вот какая.
— Хм.
— Да.
— А она — свободная или была поселенкой?
— Таких сук даже в тюрьму не берут, — усмехнулись мужики.
— Свободный охотник! Ловец на мужиков! Куда уж ей второе клеймо? От одного все собаки шарахались. Не только люди, — подал голос тощий старик.
— Она с Володькой переписывается? — оглядел мужиков Яровой.
— Нужна она ему.
— Пошел ссать — забыл как звать.
—
— Не-е. Они еще здесь — зад об зад — и дружба врозь.
— Разладилось-то с чего у н их?
— Так оно и особого ладу не было. Походил к ней мужик, покуда на баб голодный бы л. А там послал ее… и будь здорова, не кашляй.
— Она с другими путалась?
— С теми — кто не хуже Вовки, живой бабы лет десять не видел. На нее ж глянуть тошно было.
— Она с другими поселенцами знакома?
— Кто ж знает, у ней ни фотоаппарата, ни счетчика нет, — хлопнул себя Павел пониже живота.
Мужики расхохотались так, что стекла задрожали в окнах.
— У Вовки дружков здесь нет?
— Где ж им взяться? Он же один работает. Уходит рано. Приходит поздно. До кого ему? Захоти он иметь — и то не смог бы.
— Вы когда с рейда вернулись?
— С неделю назад.
— А уехали?
— Числа третьего марта.
— Володька не говорил, как он жил без вас?
— А чего говорить? й так знаем. Как и теперь.
— Перемен в нем никаких не заметили?
— Такой, как и был. С чего меняться? Хоть и больной, но мужик, — говорил Павел.
— Ему письма приходят? — спросил Яровой.
— Кому до него нужда есть?
— А о работе своей он что-либо говорит?
— Нет. Без слов видим. Заездили мужика. За двоих вкалывает. Без роздыху. И чуть что — все дрожит, как бы не ошибиться. Охмуряют его там. Так, как он работает, — давно пора на воле быть! По зачетам! А у него мастер — сволочь! Такой — только о себе думает. Все сортировщики, какие до Вовки там были, ушли. Не выдержали. Объем работ большой. Не справлялись. А Вовка терпит. Поселенец. Те— свободные были. Плюнули, да и ушли в другое место. Не весь свет в окне — этот порт. Роздыху живой душе не дают. Не иначе, как и здесь все не так просто! Верно, имеют они что-то с того, что второго человека не берут. А поселенец, он что — будет молчать. Жаловаться кому? Да и все они там заодно. Все!..
Яровой долго говорил с грузчиками. Потом, когда стало смеркаться, решил зайти в милицию. Узнать, нашел ли в картотеке заместитель начальника поселенку с кличкой Гиена.
Но… Заместитель лишь руками развел.
— Нет. Всю картотеку перевернул. И мужиков, и баб. Но Гиены нет. Шакал — есть. Белая лошадь имеется. Клопы, Клещи, Мухи, даже Таракан, Скорпион. Но это насекомые. А вам зверь нужен. Да еще такой хищный. У нас таких не водится. Ни на поселении,
— Я слышал о женщине, с какою одно время Журавлев был близок.
— Уж не Фроська ли?
— Да! Так не ее ли эта кличка? — спросил следователь.
— Нет, она кличек не имела. В «малине» не была. А фартовых кличек не за что было дать. Фроська — обычная потаскуха. Старая баба. Такую ни в одну «малину» не возьмут. Пьет. И ни к чему, кроме разврата, не приспособлена. Страшная, как смертный грех. Ее разве на мосту оставлять, так прохожие — сами кошельки забудут, чтоб от такой подальше уйти. Нет, дорогой мой, для такой шлюхи эта кличка — слишком громкая.
Аркадий, выйдя из милиции, направился к пристани. Он собрал сведения о Журавлеве, — теперь нужно вплотную заняться Клещом.
Утром Яровой прибыл в Ныш и сразу направился к начальнику сплава.
— А что? Катеры? Хе-хе! Это ж не игрушка! Катер! Вы знаете, сколько он стоит по нынешним временам? На вес золота! Так! Да и кто особо претендует? Плотогоны? Неверно! У нас все обговорено. Взаимопонимание полное. Не то что на других участках. Мои плотогоны — наша опора! — философствовал начальник.
— А на чем оно держится, ваше взаимопонимание? — спросил следователь.
— На общих задачах.
— Каких?
— Рабочих.
— А точнее?
— Где-то они рискуют, а в чем-то и другие.
— Другим-то нечем рисковать. А плотогонам — головами, — возразил Аркадий.
— Вы не больше меня знаете. А когда плотогоны пьют — кто отвечает? Мы! То-то. С нас спрашивают.
— Так уж все и пьют? — не поверил Яровой.
— Кто не пьет — тот работает. Но зато премии получает.
— Но и вы их получаете.
— Я ж работаю! — вскипел начальник.
— А кто отрицает очевидное? — не смутился Яровой и спросил: — Как же пьющие с непьющими ладят?
— Никто не в обиде. Эти так просто не дадутся.
— Вы непосредственный начальник плотогонов?
— Я их главный руководитель. Но, кроме меня, еще промежуточные имеются. Прораб. Он там с ними воюет. Каждый день. Но этот сам хитер. Он любого заставит крутиться и работать столько, сколько нужно. Церемониться ни с кем не будет.
— Как же у него плотогоны пьют? — поинтересовался Яровой.
— Запьешь. Они ведь детей лишь ночами видят. Когда спят. С плотов почти сутками не слезают. Ну и наберется иной когда-нибудь. С усталости. Ведь люди же они! Коняга старая — и та иной раз взбрыкнет. А эти — все-таки люди. Понимаем. Журим. Ну и прощаем. Потому что заменить некем. Туго с людьми у нас. Очень
туго. Вот и обходимся теми, какие есть.
— Значит, они от вас зависимы, а вы от них? Верно я понял? — спросил Яровой.